Династия купцов Морозовых — Прогулки по Старой Москве и не только — ЖЖ
?Previous Entry | Next Entry
Оригинал взят у humus в Династия купцов Морозовых
Тимофей Саввич Морозов (январь 1823 — 10 (22) октября 1889)
Мария Федоровна Морозова урождённая Симонова (9 (21) февраля 1830 — 18 (31) июля 1911)Савва Тимофеевич Морозов (3 (15) февраля 1862, Зуево, Богородский уезд, Московская губерния, Российская империя — 13 (26) мая 1905, Канны, Франция)
Савва Тимофеевич Морозов
Савва Тимофеевич Морозов
Савва Тимофеевич Морозов
Савва Тимофеевич Морозов
1880-е. Портрет семьи Морозовых. В центре стоит Савва Тимофеевич Морозов
1900-е. Ольга Морозова позирует художнику С. Чечелеву на террасе в усадьбе Одинцово-Архангельское
1900-е.
Семья купцов Морозовых в усадьбе Одинцово-Архангельское
1900-е. Семья купцов Морозовых в усадьбе Одинцово-Архангельское
1900-е. Варвара Морозова на террасе в усадьбе Одинцово-Архангельское
1901. Предприниматель и меценат Савва Морозов на строительстве здания Московского Художественного театра
1903. Дети Саввы Морозова — Мария и Люлюта
1903. Дети Саввы Морозова — Мария и Савва
1903. Дети Саввы Морозова — Мария и Тимофей
1903. Зинаида Григорьевна Морозова с дочерьми Марией и Люлютой
1903. Мария Федоровна с внучкой
1903. Портрет Зинаиды Григорьевны Морозовой с детьми Тимофеем, Марией, Люлютой
1903. Портрет Зинаиды Григорьевны Морозовой с дочерью Марией и сыном Саввой
1904. Мика Морозов
1904. Савва Тимофеевич Морозов с сыном Саввой
Савва Тимофеевич Морозов с детьми
Портрет Люлюты, дочери Саввы Тимофеевича Морозова
Портрет Саввы Тимофеевича Морозова с детьми
Портрет семьи Морозовых.
Слева направо Мария, Мария Федоровна, Тимофей, Савва и Люлюта
Дача Саввы Тимофеевича Морозова на Киржаче
Главный въезд усадьбы Одинцово
Главный фасад усадьбы Одинцово
Правый фасад со стороны пруда усадьбы Одинцово
1910. Дом садовника в усадьбе Морозова
| Апрель 2023 | ||||||
| Вс | Пн | Вт | Ср | Чт | Пт | Сб |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | ||||||
| 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 |
| 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 |
| 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 |
| 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 |
| 30 | ||||||
- Сообщество Китай-Город
- Сообщество Московский Кремль
- Сообщество Королевские украшения
- chirkova1908 : (без темы) [+1]
- Анатолий Шушков : (без темы) [+1]
Разработано LiveJournal.
com
Как братья Михаил и Иван Морозовы стали главными коллекционерами импрессионистов
T
КУЛЬТУРА•ВЫСТАВКА
Текст:
ксения коробейникова
С начала спецоперации культурная общественность возбуждена из-за опасности ареста шедевров с выставки «Коллекция Морозовых. Иконы современного искусства» парижского фонда Louis Vuitton. То, что для проекта знаковые полотна передали Пушкинский музей, Эрмитаж и Третьяковка, всем известно. А вот что детально представляет собой коллекция богатейших купцов, братьев Михаила и Ивана Морозовых, как она формировалась и как оказалась в наших флагманских музеях, стоит разобраться. Искусствовед Ксения Коробейникова начертила траекторию коллекции важнейших собирателей искусства модернизма, которых Россия дала ХХ веку.
Начало коллекции: чутье, азарт и много денег
В начале ХХ века Европа и Америка не знала коллекционеров уровня Михаила и Ивана Морозовых, планомерно и целенаправленно собиравших современную французскую живопись.
Сравниться с ними могли разве что Лео и Гертруда Стайн. Писательница и критик, подарившая миру определение «потерянное поколение», и ее брат одними из первых стали покупать Матисса и Пикассо, а не старых мастеров, на которых у Стайнов все равно не было денег. Но они, уступавшие Морозовым в финансовых возможностях, действовали спонтанно и необдуманно и в конце концов распылили свою коллекцию — «Девочка на шаре» Пикассо досталась Ивану Морозову именно от Стайнов.
Помимо финансовых возможностей — братья владели среди прочего Тверской мануфактурой — им помогал и тот факт, что к коллекционированию они подходили абсолютно с разных позиций. Иван долго присматривался к новым художникам и только потом начинал системно покупать работы полюбившегося автора. Денег при этом не жалел — во Франции за ним даже закрепилось прозвище «русский, который не торгуется». Он делал это не на эмоциях, а осознанно, так, чтобы каждая работа занимала свое место в коллекции, которая сразу формировалась как музей французского искусства начала ХХ века.
При этом собственным мифотворчеством он не занимался: вел закрытый и непубличный образ жизни, воспоминаний не оставил, в свой особняк на Пречистенке, где располагалась коллекция, особо никого не водил. Не распространялся и о семье (жене, певице кафе-шантана Евдокии и внебрачной дочери Наталье, выдаваемой за племянницу), даже точная дата его рождения прояснилась недавно, а могила в свое время затерялась на кладбище в Карлсбаде.
Один из немногих документов Ивана Морозова, дошедших до нас, — это каталоги парижских салонов с его карандашными пометками: «так себе», «недурно», «неважно». Он подсел на импрессионистов в 1903 году — с покупки Альфреда Сислея, Пьера Огюста Ренуара и Клода Моне. С тех пор каждый год он брал отпуск на текстильных фабриках и мчался в Париж за покупками. Сразу же из вагона отправлялся не в гостиницу, а по галереям, где проводил почти весь отпуск с перерывами на сон и еду. Приобретал редкие произведения «своих» художников, интересовался появлением новых, изучал багетные новшества.
В Москву возвращался с отборными вещами и за всего-то десять лет сформировал всемирно известную коллекцию.
Михаил же по характеру больше напоминал их знаменитого кузена Савву Морозова. Тоже жил у всех на виду и на широкую ногу (балы, устрицы, шампанское), выбрал в жены завидную невесту (Маргариту Мамонтову) и умел удивить (писал пьесы на злобу дня, которые ставились в столичных и провинциальных театрах). Коллекцию хранил в роскошном особняке на Смоленском бульваре с зимним садом. Для собирательства у него было все — «чутье, парадоксальность мышления, азарт и образование». Во многом поэтому его часть коллекции вышла эклектичной. Михаил покупал все, что нравилось и попадалось под руку: от «Боярыни Морозовой» Василия Сурикова до «Моря в Сент-Мари» Ван Гога и «Девушки на мосту» Эдварда Мунка.
Первая мировая война: национализация и диктатура пролетариата
Поначалу Первая мировая война никак не влияла на дела Тверской мануфактуры — шли гигантские заказы на ткани и чехлы для гранат.
Другое дело — коллекция. Связи с Парижем прекратились, и покупать уже удавалось только русское искусство. К 1916 году начались перебои с поставкой хлопка, краски и шерсти на фабриках, часть рабочих мобилизовали. А в августе 1918 года «Товарищество Тверской мануфактуры» национализировали.
Коллекцию Ивана настигла та же участь спустя четыре месяца. В 1919 году ему с семьей удалось сбежать из России и со временем осесть в Швейцарии. Там через год коллекционер дал интервью французскому критику и галеристу Феликсу Фенеону, в чьей парижской галерее он оставил в свое время немало денег:
— Ни одно из 430 русских произведений, ни одно из 240 французских не пострадало. Коллекция находится в том же дворце, где я ее собирал и который украшают «Весна» и «Осень» Боннара и «История Психеи» Дени. Но она национализирована — так же, как и мои фабрики, и теперь это Второй музей западного искусства.
— Второй?.. А какой же Первый?
— Первый музей создан на основе коллекции нашего общего друга Сергея Щукина, и им заведует его дочь Екатерина Келлер.
— А вы имеете возможность контролировать Второй музей?
— Государство назначило… как бы вы перевели saveduouchi?… Управляющим скульптора Бориса Терновца, ученика Бурделя, а меня — помощником управляющего, сохранив за мной три комнаты. Остальные помещения открыты для публики. При царе по воскресеньям я с утра пускал всех желающих, а для художников и критиков таких формальностей и вовсе не было — они могли приходить в любые дни, кроме понедельника. Новый заведующий только усовершенствовал эту систему.
— Наверное, ваши соотечественники-художники не могут заниматься творчеством в эпоху диктатуры пролетариата?
— Некоторые молодые предприимчивые художники уехали в провинцию — в Саратов, Вятку и так далее, — чтобы там создать центр популяризации искусства. Провинция иногда бывает опасна для Второго музея. Я общался с прибывшим оттуда эмиссаром, который заявил, что у него в городе нет Сезанна и Дерена и он приехал, чтобы реквизировать одну картину в Москве, где их слишком много.
Пришлось защищать музей, бороться, прибегнуть к авторитету Грабаря, художника и историка искусства. Он — новый управляющий Третьяковской галереи.
— Не могли бы вы пояснить, из чего, собственно, состоит коллекция?
— Это собрание двух братьев: Павла — он коллекционер русских художников, и Сергея — тот собирал иностранцев, в том числе пейзажи ваших мастеров (Коро, Руссо, Дюпре и прочих). В 1910 году к ним добавилось собрание Михаила Морозова, в котором находился один Мане, портрет в рост Самари Ренуара, один Моне, два Гогена, один Каррьер, Ван Гог, Боннар и Дени.
— Вы с Мишелем Морозовым родственники?
— Ближайшие. Он мой брат. Старше меня на год. Я родился в 1871 году. Но он умер в 1903-м, в 33 года. Он написал несколько книг, в том числе «Жизнь Карла Пятого», печатал критические статьи об искусстве и египетской письменности. В юности мы с ним два года еженедельно брали уроки у Коровина.
— Так вы художник?
— Конечно, художник! В 1892, 1893 и 1894 году я учился в Политехнической школе в Цюрихе и, когда уставал от черчения проектов, писал по воскресеньям пейзажи маслом.
С тех пор не держал в руках кисти. Я слишком хорошо знаю живопись, чтобы осмелиться заниматься ею.
— Однако теперь, когда у вас столько свободного времени и не мучает ревматизм…
— Ну что же, я подумаю, — улыбнулся Иван Абрамович. — Не дадите ли мне адрес торговца с красками?
Наталья Семенова
«Братья Морозовы. Коллекционеры, которые не торгуются?»
Сталинский период: обвинения
в низкопоклонстве
перед Западом
и распыление коллекции
Судя по оптимистичной концовке интервью Фенеону младший Морозов был спокоен за свои произведения. Он не дожил двух лет до 1923 года, когда Второе (морозовское) отделение Государственного музея новой западной живописи «организованно объединили» с Первым (Щукинским) и переименовали, вспомнив, что в морозовском собрании помимо живописи была еще и скульптура. Так появился Государственный музей нового западного искусства (ГМНЗИ), ставший первым в мире музеем современного искусства (МоМА в Нью-Йорке возник только через пять лет).
Тогда он еще располагался в двух особняках коллекционеров, которые до предела уплотнили: вторые этажи оставили под экспозиции, а первые нарезали на десятки комнаток для жильцов.
Иван Абрамович не настолько дорожил своей отечественной коллекцией, как иностранной, хотя та была в полтора раза меньше. Если брат Михаил сходил с ума по Врубелю, которого, по сути, и открыл, то Иван, судя по количеству работ, — по Александру Головину (40 вещей) и Константину Коровину (50 живописных полотен и 20 театральных эскизов). Все это досталось Третьяковке. Руководство ГМНЗИ пыталось сохранить хотя бы несколько гуашей Марка Шагала, ссылаясь на то, что художник долго прожил в Париже, но не помогло. Передача произведений Третьяковке случилась летом 1928 года — тогда же, когда прикрыли Щукинское отделение ГМНЗИ.
Именно в этот момент музей стал объединенным. Он поражал сотнями первоклассных вещей, среди которых было 53 полотна Матисса и столько же Пикассо, 29 — Гогена, 26 — Сезанна, 22 — Дерена, 19 — Моне, 14 — Боннара, 11 — Ренуара, 10 — Ван Гога, 9 — Дега.
.. «Впечатление от такого музея было ошеломляющим», — вспоминал его директор Терновец. Однако музей прожил всего 20 лет — до 1948 года.
Сталин расформировал его по идеологическим соображениям — за формализм и буржуазность. В постановлении коллекцию обвиняли в «низкопоклонстве перед упадочной буржуазной культурой эпохи империализма» и утверждали, что она «нанесла большой вред развитию русского и советского искусства». Если в декрете 1918 года коллекция характеризовалась как «исключительное собрание великих европейских мастеров», которое «по своей высокой художественной ценности имеет общегосударственное значение в деле народного просвещения», то теперь она была объявлена общественно вредной и социально опасной и распалась.
Схожие, но разные коллекции Сергея Щукина и Ивана Морозова сначала «перетасовали, как колоду карт», а потом распределили между Эрмитажем и Пушкинским. Последний, созданный как музей слепков и получивший картинную галерею, нуждался в произведениях старых мастеров, которых в Эрмитаже было предостаточно.
Тогда и придумали схему с обменом. Чтобы петербургские коллеги расстались с высококачественными произведениями, им взамен нужно было предложить что-то стоящее, так что картины для Эрмитажа изымали у ГМНЗИ. Обмен продолжался два года, пока его коллекцию окончательно не расформировали.
Делили работы два директора: от Эрмитажа — востоковед Иосиф Орбели, от Пушкинского — скульптор Сергей Меркуров. По словам очевидцев, в Ленинград уехали наиболее «острые» работы Матисса и Пикассо, в Москве же оставляли «безусловные вещи, которые могли быть сразу включены в экспозицию», не навлекая проблем. Хотя все происходило по согласованным спискам, их постоянно пытались уточнить, кто-то из музейщиков боролся и сопротивлялся.
Из-за нехватки места в музее на Волхонке в Ленинград пришлось отдать морозовскую «Историю Психеи» Дени и средиземноморский триптих Боннара. В итоге каждый музей посчитал себя обделенным. В Петербург отправилось почти 80 работ. Среди них: «Чудесный источник» Гогена, «Букет» Матисса, «Берег пруда в Монжероне» и «Мост Ватерлоо» Моне, «Девушка с веером» и «Мадам Самари» Ренуара.
Кому же достались «Портрет мадам Сезанн» и «Ночное кафе» Ван Гога из коллекции Морозова? А они оказались в Йельском университете. В 1933 году импортно-экспортная контора «Антиквариат», сбывавшая отечественные произведения искусства и пополнявшая за счет этого казну советской России, затребовала их еще из ГМНЗИ и продала американскому коллекционеру Стивену Кларку за $260 тысяч. Сделку еле успели провести до заключения дипотношений с США. Иначе бы вместо купюр полетели бы иски от бывших собственников и наследников. У Кларка же их не было, поэтому он завещал работы своей альма-матер.
Партия, которую «Антиквариат» получил в 1933 году и в которую входили полотна Ван Гога, насчитывала более 40 работ. Остаток так и не вернулся в музей. Из-за неразберихи все отправили в Ленинград вместе со старыми мастерами, тоже не проданными за рубеж. В итоге Эрмитажу случайно достались важнейшие произведения, которые музей уже не вернул в Москву. ГМНЗИ отстоял только одну работу из той партии — «Равнина у горы Святой Виктории» Сезанна, которую купил в свое время Иван Морозов и которую «Антиквариат» отправил назад по просьбе Терновца.
Оттепель:
возвращение имен
В 1949 году, когда Академия наук СССР призвала к борьбе против «космополитизма и низкопоклонства перед Западом», главный очаг формализма — ГМНЗИ — уже нейтрализовали. Только сотрудники Пушкинского собрались разместить новые поступления в залы, как пришел приказ об организации выставки подарков к 70-летию Сталина. Храм искусств заполнили бюсты вождя, вазы, ковры и другие бесконечные подарки сомнительной ценности.
Через полгода после смерти Сталина в 1953 году на стенах музея появилось несколько картин модернистов. С тех пор работы французов постепенно начали развешивать в ГМИИ и Эрмитаже. А через три года на Волхонке устроили выставку «Французская живопись XIX века» из парижских музеев. Именно там снова вслух стали произносить имена Матисса и Пикассо. Но о том, кто привез их произведения в Россию, говорить еще было небезопасно. Через несколько лет о московских коллекционерах вообще забудут.
Их имена всплыли в 1960-х, когда на Западе заинтересовались Ван Гогом, Гогеном, Моне, Ренуаром, и коллекции Щукина и Морозова начали ездить по миру.
С конца 1980-х коллекционерами начинают всерьез заниматься исследователи: прежде всего это искусствовед Наталия Семенова, ставшая ключевым экспертом по братьям. Их торжественное «возвращение» в историю искусства произошло в 1993 году, когда в музее Фолькванг в Эссене проходила выставка «От Моне до Пикассо». Ее собрали на основе собраний Щукина и Морозовых.
1990-е: музейный передел
и война за коллекцию между Москвой
и Петербургом
Щукин в плеяде московских коллекционеров всегда старшинствовал, и оно и понятно: он был старше Ивана Морозова на 17 лет и раньше попал в сети коллекционирования. Оба мецената при этом связывали свои коллекции с Москвой, а Щукин вообще указывал, что она должна принадлежать городу, — как в свое время Третьяков. В том числе поэтому директор ГМИИ Ирина Антонова начиная с 1990-х активно заявляла о необходимости возврата щукинского-морозовских французов из Эрмитажа в Москву и воссоздании ГМНЗИ.
Самым громким заявлением стала речь Ирины Александровны на прямой линии с президентом в 2013 году.
Глава Эрмитажа Михаил Пиотровский высказался против этой идеи и сослался на опасность новых музейных переделов. Однако Антонову это не остановило, и она даже наметила план по воссозданию грандиозного музея, которым поделилась в интервью «Коммерсанту»: «Щукин и Морозов — это московские коллекционеры, в конце XIX — начале XX века в Петербурге не могли такого собирать. Я надеюсь, мы восстановим этот великий музей Европы, куда будут ехать со всего света». Тогда на вопрос о том, не боится ли она того, что Эрмитаж в обмен попросит вернуть Рембрандта и старых мастеров, она отвечала отрицательно (тем более что возврат работ из Эрмитажа означал бы отмену закона о национализации коллекции): «Разрушение ГМНЗИ — это не была национализация, его разрушили по идеологическим причинам, так же, как храм Христа Спасителя. Храм сейчас восстановили, и надо восстанавливать музей. В Эрмитаже сейчас есть замечательная коллекция из перемещенных ценностей — она останется в Петербурге навсегда. Там есть все: прекрасный Ренуар, замечательный Дега.
Эрмитаж так велик и грандиозен, что коллекции Щукина и Морозова для них не принципиальные вещи. А для нас это совсем другое дело».
2000-е: перемирие
благодаря Фонду
Louis Vuitton
Оно возобновилось благодаря дипломатии французов со стороны Фонда Louis Vuitton — когда он инициировал обсуждение действительно исторического события — воссоединения спустя 90 лет в Париже сначала коллекции Щукина, а потом и Морозовых. Первая выставка отгремела пять лет назад, прошла с хвостом до Булонского леса и сделала на какой-то момент Фонд второй по посещаемости институцией в Париже после Лувра.
То же произошло почти два месяца назад с коллекцией Морозовых. Из-за переаншлага французская сторона решила продлить проект, чему российская не противилась. В итоге вывезти вещи до начала спецоперации и прекращения авиасообщения не удалось. Организаторы уверяют, что «неприкосновенность коллекции гарантирована на правительственном уровне указом об освобождении экспонатов от ареста» и ее возврат должен произойти до 15 мая.
А там недалеко и до выставки коллекции Морозовых в Пушкинском, которую музей наметил на это лето и уже вовсю к ней готовится. Там и убедимся вживую, сколь впечатляющей была коллекция и почему она сделала своих собирателей всемирно известными коллекционерами, чьи фамилии до сих пор с придыханием произносят и в России, и во Франции. Того глядишь Морозовы, вопреки всему, напомнят и о том, что если и был у России и ее граждан «особый путь», то он заключался в том, чтобы смотреть, учиться и ценить Пикассо не меньше Верещагина.
{«width»:1200,»column_width»:75,»columns_n»:16,»gutter»:0,»line»:40}false7671300falsetruetrue{«mode»:»page»,»transition_type»:»slide»,»transition_direction»:»horizontal»,»transition_look»:»belt»,»slides_form»:{}}{«css»:».editor {font-family: tautz; font-size: 16px; font-weight: 400; line-height: 21px;}»}Купец из Москвы, попавшийся на парижский авангард
Из февральского выпуска 2021 года Аполлон . Предварительный просмотр и подписка здесь.
К концу XIX века возникли заметные трения между старосветским дворянством России и ее купеческими миллионерами. Дворянство снисходительно относилось к дерзким новым капиталистическим бизнесменам за их незнание этикета, но завидовало их богатому образу жизни, зная, что их узурпируют. Этот процесс ускорился с появлением поколения, достигшего совершеннолетия в 189 г.0 с. Внезапно появились десятки молодых людей, рожденных в большом богатстве, которые также были образованными и глубоко культурными, часто становясь первыми членами своих семей, посещавшими элитные школы и университеты. Таковы были Сергей Щукин и Иван Морозов, которые в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, накопили частные коллекции современного французского искусства такого качества, что им не было аналогов нигде в мире, даже в Париже. Хотя коллекционирование Щукина резко прекратилось в 1914 году, Морозов продолжал еще три года, подражая привычке своего покойного брата Михаила одновременно коллекционировать современное русское искусство.
Не случайно коллекции Щукина и Морозова были основаны в Москве, которая до революции 1917 года была одним из самых динамичных и перспективных городов мира. До середины XIX века Москва считалась старомодной и провинциальной во многом заслуженной. В отличие от более светского Санкт-Петербурга, дома имперской бюрократии и аристократической элиты, «Богородица Москва» оставалась религиозным сердцем России, известным своими сотнями церквей, яркими восточными красками и ультраконсервативным купечеством.
Морозовы были самой знаменитой из многих московских купеческих династий. Разросшаяся семья стойких старообрядцев и колоритных персонажей, сочетавших набожность с увлечением современными технологиями, создали свою огромную империю в 1850-х годах, когда бывший крепостной предприниматель Савва Первый поделил свой текстильный бизнес между пятью сыновьями.
Тимофей, который впоследствии стал самым крупным промышленником России, был самым молодым и самым способным. Оба его сына, выпускники Московского университета, стали меценатами. Савва («Второй») вложил десятки тысяч рублей в Московский Художественный театр, основанный в 189 г.8, а Сергей предоставил бедному пейзажисту Исааку Левитану условия для написания шедевров и основал музей традиционных крестьянских ремёсел. Как и их двоюродные братья Савва и Сергей, Михаил и Иван Морозовы были с разницей в возрасте в год, но родились на десятилетие позже, в начале 1870-х годов (что делало их современниками Сергея Дягилева, который, как типичный петербургский дворянин, был их противоположностью). Они были правнуками Саввы Первого — отпрысками его среднего сына Абрама, унаследовавшего семейную хлопчатобумажную фабрику в Твери. Последние годы их детства прошли в роскошном новом особняке недалеко от Кремля, построенном их грозной овдовевшей матерью, известным меценатом. Она позаботилась о том, чтобы дать своим сыновьям превосходное образование, в результате чего на два года подающий надежды «русский импрессионист» Константин Коровин давал Михаилу и Ивану еженедельные уроки рисования.
В лодке
Михаил, старший брат, первым начал коллекционировать произведения искусства, будучи 19-летним студентом университета в 1889 году. Следующие 10 лет он потратил на покупку русских картин, прежде чем стать завсегдатаем ведущих парижских коллекционирование началось всерьез, когда он получил свое значительное наследство в 1891 году. В том же году он женился на Маргарите Мамонтовой, чье изящество и утонченность уравновешивали его изобилие нувориша, и переехал с ней в дом, пустые стены которого взывали к искусству. Сообразительный и импульсивный, он вскоре развил проницательный взгляд, покупая важные работы молодого поколения московских художников, такие как «9 Коровина».0009 В лодке и Левитана Свежий ветер. Волга , построенная в 1888 и 1895 годах соответственно. Ни один из художников не был ренегатом, но в контексте замкнутого и консервативного художественного мира России, где доминировали Императорская академия в Санкт-Петербурге и националистическая Ассоциация передвижных выставок, продвигавшая догматический реализм, они предложили что-то новое.
Маргарита Морозова (крайняя слева) с детьми и другими в 1903 году, на фоне портрета Михаила Морозова работы Валентина Серова (1902)
Иван также начал свою коллекцию с русского искусства, купив свой первый пейзаж в 1891 году, прежде чем отправиться получать степень в области естественных наук в Цюрихском политехническом институте. Гораздо более сдержанный и трезвый, чем его яркий старший брат, он продолжал пополнять свою скромную коллекцию после того, как вернулся домой и взял на себя семейный бизнес. В студенческие годы в Швейцарии он был увлеченным пейзажистом-любителем, но обременительные обязанности на Тверском текстильном комбинате оставляли ему мало времени для неторопливых занятий.
Михаил Морозов начал совершать регулярные художественные экспедиции в Париж в 1898 году, одновременно с Сергеем Щукиным, который был старше его на 16 лет. Он никогда полностью не отказывался от своих эклектических вкусов, но после покупки работ Родена и Коро у Поля Дюран-Рюэля стал более авантюрным. В 1900, за три года до Щукина, он стал первым русским коллекционером, купившим картину Гогена ( La Pirogue , 1896), а вскоре за ней последовала вторая таитянская работа, которая также поступила из галереи Амбруаза Воллара.
В 1901 году он стал первым русским коллекционером, купившим картину Ван Гога ( La Mer aux Saintes-Maries , 1888). В течение нескольких лет его коллекция включала «Портрет мадемуазель Жанны Самари » Ренуара (1878 г.), купленную в галерее Бернхейм-Жен, а также работы Моне, Дега и Тулуз-Лотрека. Он также был единственным русским коллекционером своего времени, купившим произведение Мунка. Белая ночь. Картина «Аасгардстранд» («Девушки на мосту») (1903) была куплена в Салоне Независимых за несколько месяцев до смерти Михаила Морозова в 1903 году в возрасте 33 лет, не сумевшего обуздать свою беспутную жизнь. В последние годы своей жизни он начал покровительствовать космополитическим выставкам в Санкт-Петербурге, с помощью которых Дягилев пытался модернизировать русскую художественную жизнь, проявляя особый интерес к творчеству Константина Сомова. В своем некрологе Дягилев с любовью вспоминал экстравагантного москвича Михаила Морозова, полного энергии и радость жизни .
La Mer aux Saintes-Maries (1888), Винсент Ван Гог. С разрешения Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва
В то время как Михаил Морозов все больше увлекался артистическими повстанцами в Париже, Иван оправлялся от неприятных встреч с политическими радикалами на заводе в Твери. Революционное движение начало набирать обороты, и в 1897 году ему пришлось столкнуться со своей первой забастовкой. Несмотря на школу, больницу и другие благотворительные учреждения, основанные его матерью, условия труда для 7000 служащих, большинство из которых жили на месте в казармах из красного кирпича, оставались эксплуататорскими. После второй забастовки в 189 г.9 сентября Иван решил вернуться в Москву и вести бизнес издалека, поселившись в элегантном особняке на Пречистенке, одной из самых аристократических улиц города. Здесь тоже было много пустых стен, на которые можно было повесить картины, особенно после того, как модный архитектор Лев Кекушев заменил барочные интерьеры более сдержанным дизайном.
На первом этаже сложилась Морозовская галерея французского искусства; Отдельно на первом этаже хранилось русское искусство.
Музыкальный салон в особняке Ивана Морозова на Пречистенке, Москва, д. L’Histoire de Psyché Панно Мориса Дени, опубликовано в журнале Apollon в 1912 году. Фото предоставлено ГМИИ им. А.С. Пушкина, Москва
Следующие пару лет Иван вел себя сдержанно, но тоже был жизнелюбом. Он всегда избегал показного образа жизни своего брата, но теперь встал на его место в качестве коллекционера, разделяя его вкусы в русском искусстве. С 1904 года он начал совершать регулярные поездки два раза в год в Париж, чтобы посетить Салон Независимых и Осенний Салон, а также посещать дилеров и мастерские отдельных художников. Именно после того, как он предоставил некоторые работы на ретроспективную выставку русского искусства, организованную Дягилевым в Осеннем салоне в 1906, что Морозов попал в точку. После того, как он был награжден орденом Почетного легиона и стал почетным членом Салона, он поручил Морису Дени написать 13 панно на тему Психеи для Музыкального салона своего дома (которые были установлены художником в 1909 году).
В 1907 году, через четыре года после рождения дочери, он наконец осмелился жениться на Евдокии, хористке, с которой познакомился в популярном московском ночном клубе, и был готов купить своего первого Сезанна, который стал его любимым художником. В 1908 году он купил 9 картин Ван Гога.0009 Le Café de Nuit (1888 г.) на одной из первых выставок французского и русского авангарда в Москве, а в 1910 г. он поручил Боннару, еще одному любимому художнику, написать триптих – La Méditerranée – на лестницу своего дома. В том же году он вслед за братом поручил Серову написать свой портрет. Приземистая фигура Морозова классно изображена сидящей за столом на фоне работы Матисса « Fruits et Bronze », завершенной ранее в 1910. Именно его влиятельный старший соперник Сергей Щукин познакомил его с Матиссом, у которого Морозов заказал Triptyque Marocain , написанный в 1912–1913 годах во время долгого пребывания в Танжере. Два текстильных магната поддерживали дружеские отношения, но были очень разными характерами, и Иван Морозов в основном шел своим путем.
Triptyque Marocain: Zorah sur la Terrasse (центральная панель) (1912–1913), Анри Матисс. С разрешения Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва; © Секвенс Х. Матисс
Письмо (1913 г.) Анри Матисса Ивану Морозову с описанием и сопровождающим эскизом панно Triptyque Marocain . С разрешения Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, Москва; © Усадьба Ивана Морозова
Если Щукин был переменчив и любил вызов крайнего авангарда, то Морозов был методичен (вел дотошный учет) и просто покупал то, что ему нравилось. Щукин следовал своей интуиции, а Морозов с удовольствием полагался на надежных советников. Серов был одним из них; другим был критик Сергей Маковский, написавший первую разоблачительную статью о собрании Морозова французского искусства для петербургского журнала 9.0009 Аполлон в 1912 году. В отличие от Щукина, открывшего свою коллекцию публике, Морозов держал свои двери наглухо закрытыми для всех, кроме избранных.
Его подход к коллекционированию также был гораздо более систематическим. Когда Маковский вздрогнул от пустого места в конце стены, увешанной Сезаннами, Морозов объяснил, что все еще ищет нужное произведение позднего периода творчества художника. В итоге у него будет 18 картин Сезанна (на 10 больше, чем у Щукина), охватывающих все этапы его творчества. Морозов первым привез в Россию картину Пикассо, когда купил Les Deux Saltimbanques (1901) в 1908 году, но впоследствии он приобрел только два других. Как и Acrobate à la Boule (1905), ранее принадлежавший Штейнам, Портрет Амбруаза Воллара (1910) был куплен в 1913 году и был единственной кубистической работой в его коллекции, хотя и очень прекрасной. (Щукину, напротив, принадлежало 50 Пикассо). Схожую тенденцию можно обнаружить в собрании Морозова русского авангарда, взорвавшего жизнь в Москве в 1910. Он с удовольствием покупал, например, работы Ларионова и Гончаровой, но абстрагировался, считая Кандинского и Малевича слишком крайними.
Щукин и Морозов оба покинули революционную Россию вскоре после того, как их художественные коллекции были национализированы и открыты для публики как Музеи западного искусства, номера 1 и 2 (Морозов первоначально был назначен «заместителем директора» в своем бывшем доме и выделил три комнаты для жить со своей семьей). Морозов умер в Карлсбаде в 1921 году в возрасте 49 лет., а через несколько лет его собрание русского искусства было передано в Третьяковскую галерею. В конце 1927 года Альфред Барр, будущий директор МоМА, совершил исторический визит в Москву и был поражен качеством бывших коллекций Щукина и Морозова. В 1929 году европейская живопись была объединена в Государственный музей нового западного искусства в бывшей резиденции Морозова, на только что переименованной улице Кропоткина, но само обилие произведений (например, 19 Моне, 29 Гогенов, 50 Матиссов) теперь означало, что было слишком много для публичного показа. После этого целостность коллекций была утрачена. Четыре картины, в том числе 9 Ван Гога.
0009 Le Café de Nuit были куплены американским бизнесменом Стивеном Карлтоном Кларком в 1933 году в рамках тайной советской операции по сбору иностранной валюты, в то время как десятки работ были безапелляционно отправлены в Эрмитаж в Ленинграде, в том числе две части Матисса. Triptyque Marocain . Взамен старые мастера были привезены из Эрмитажа в Москву, чтобы поднять престиж новой столицы.
La Femme au Fruit (1893), Поль Гоген. Фото: © Государственный Эрмитаж, 2020
В 1948 году, в разгар ждановской антикосмополитической кампании, Сталин подписал приказ о закрытии на постоянной основе Государственного музея современного западного искусства на том основании, что пропаганда иностранного, буржуазного, формалистического искусства политически вредна для советского массы. Сотрудникам дали 15 дней на то, чтобы передать наиболее важные произведения в Пушкинский музей (так теперь назывался бывший Московский музей изобразительных искусств, несмотря на отсутствие связи с поэтом, после столетия со дня его смерти).
Только благодаря вмешательству Антонины Изергиной, куратора 19западной живописи XX века в Эрмитаже, что сотни других картин, особенно наиболее авангардных (и, следовательно, политически более рискованных), были спасены и вывезены в Ленинград.
Коллекции снова стали выставляться после смерти Сталина в 1953 году, а три части матиссовского триптиха Triptyque Marocain были окончательно воссоединены в 1968 году. Однако никаких указаний на происхождение не было. По политическим причинам имя Морозова даже не упоминалось до новаторской выставки Пушкинского музея «Москва-Париж» в 19 веке.81. Выставка была детищем грозного директора музея Ирины Антоновой, которая умерла в ноябре 2020 года в возрасте 98 лет. Зная, что Щукин и Морозов хотели оставить свои коллекции городу Москве, как и Третьяков, Антонова пожелала страстно стремилась воссоединить их, и ее замечательный 52-летний срок пребывания в должности резко закончился в 2013 году после того, как ее обращение к президенту Владимиру Путину осталось без внимания.
Более подходящей данью ее наследию, чем виртуальное возрождение Музея нового западного искусства (www.newestmuseum.ru), стал проект по воссоединению оригинальных коллекций впервые на выставках, представленных в Москве, Санкт-Петербурге и Париже. Щукин снимался в 2016–2017 годах; теперь, наконец, пришло время Морозову выйти в центр внимания.
Выставка «Морозовская коллекция: иконы современного искусства» проходит в Фонде Louis Vuitton в Париже с 22 сентября по 22 февраля 2022 года. Предварительный просмотр и подписка здесь.
ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО | Российский текстильный миллионер Морозов был — как и другие русские коллекционеры искусства таких как Сергей Щукин (1854-191936) — страстный любитель французского импрессионизма и постимпрессионизм. Среди импрессионистов картины, которые он приобрел, были произведениями Альфреда Сислея (1839-1899), Клода Моне (1840-1926), Камиль Писсарро (1830-1903) и Пьер Ренуар (1841-1919). Кроме того, он купил работы нескольких
современные художники, связанные с Парижская школа ,
в том числе Поль Сезанн (1839-1906), Поль Синьяк (1863-1935), Пьер Боннар
(1867-1947), Морис Дени (1870–1943), Анри Матисс (1869–1954), Эдуар
Вюйар (1868-1940) и Пикассо (1881-1973). Кроме того, Морозов владел не менее крупным коллекция русского искусства, всем великим русским художники 19 века, в том числе такие, как Головин, Шишкин, Перов, Поленов, Суриков, Врубель, Левитан, Серов, Сомов, Грабарь, Кончаловский, Кузнецов, Сарьян, Сапунов, Машков, Гончарова, Ларионов, Шагал и многие другие. Примечание. О других меценатах исконно русского искусства см.: Савва. Мамонтов (1841-1918). |
Пегги Гуггенхайм
(1898-1979) ЧТО ТАКОЕ ИСКУССТВО? | Биография Иван родился в Москве, сын Аврама
Морозов, богатый торговец текстилем. Более серьезный, чем его братья
Михаил и Арсений, до этого учился в Московском техническом институте
получил степень по химии в Цюрихском политехническом институте, где также провел
время изучения рисунка и пленэрной живописи. В 1895 году он вернулся в
России и начал работать на огромных текстильных фабриках семьи в Твери.
Фирму основал его дед Савва Васильевич Морозов,
бывший крепостной, в 1872 году оставивший тверской участок хозяйства Ивану
отец, Абрам. Но у Морозова было больше, чем работа.
В 1899 году он купил большой дом и усадьбу в классическом стиле на Пречистенке.
ул, Москва, а вскоре переехала на постоянное место жительства в город. Его досуговые интересы
включены еда, женщины и покупка в порядке
искусство. Из них, безусловно, самой дорогой была его страсть к искусству.
К этому времени его отец Абрам умер, и в семье стало преобладать
женой Аврама, матерью Ивана, деспотической Варварой Хлудовой, которая сама
происходил из текстильной династии. Она быстро заняла пост председателя
семейный бизнес. Прогрессивный, чрезвычайно филантропический и либеральный — за исключением
с сыновьями — впоследствии вышла замуж за Василия Соболевского, редактора Русские
Ведомости (Российские новости). |
| Иван Морозов: коллекционер произведений искусства Иван начал покупать искусство в 1900 году. Он начал
скромно с картинами незатейливого пейзажиста Аладжалова,
и этюды Исаака Левитана.
Летом 1903 в сопровождении бывшего советника брата Сергея
Виноградова, он посетил галерею Дюран-Рюэля в Париже, где купил
зимний пейзаж английского художника-импрессиониста Альфреда
Сислей. Он повторил поездку через 12 месяцев и купил еще один Sisley.
пейзаж. После этого он добавил импрессионистов Моне, Писсарро, Ренуара.
и Пьера Боннара в свой список покупок, в итоге купив в общей сложности
шесть Моне, шесть Ренуара,
четыре Sisley, два Camille
Писсарро и тринадцать Пьера
Боннар. В 1907 Морозов женился на певице Евдокии
(Дося) Кладовщикова на тихой церемонии в Москве. Следующее
году он отпраздновал свою новую любовь, заказав серию настенных панно
от француза Мориса Дени, за музыкальную комнату в его доме на Пречистенке .
Денис, ведущий теоретик Les
Набис в следующем году поехал в Москву, чтобы наблюдать за установкой.
Второй набор фресок был заказан Анри Матиссом. Марокканский триптих , ставший изюминкой коллекции.
Это была одна из одиннадцати картин Матисса, которые в итоге приобрел Морозов. Художественная коллекция Морозова В отличие от своего страстного соотечественника Щукина,
Морозов был более аналитичен и более взвешен. Его методика, пожалуй,
лучше всего отражается в том факте, что ни одна квитанция от его французских дилеров
был разрушен или утерян в период 1903-14 гг. Два раза в год Морозов
сел на поезд в Париж: в апреле он посетит Салон Независимые ; в октябре официальный Осенний салон.
(Сравните: Салон
des Refuses и Салон d’Automne .) Большую часть своих приобретений он сделал через дилеров:
в первые годы он приносил домой две-три картины; позже
лет, может быть, десять; в 1907 и 1908 годах он вернулся с более чем 60 полотнами. В отличие от Щукина, Морозов никогда не делился своим сбор с публикой. Его галерейный особняк был разделен только с его семья и друзья, а иногда и ученый. Большой зал был посвящен импрессионистам, таким как Моне, Ренуар, Писсарро, Дега и Сислей. Закрывать по, были картины Сезанна и Матисса, два образца неоимпрессионизма Синьяка, а также большой вестибюль и лестница с картинами Дени и Боннар. Наверху второй этаж принадлежал постимпрессионистам. художники, такие как: Ван Гог, Гоген, Пикассо, Альберт Марке, Андре Дерен и Отон Фриш. Морозовское собрание русского искусства было равнозначно
обширный, включающий около 300 работ 57 разных художников. Все кроме
горстка была образцовыми произведениями искусства. Последние годы Морозов намеревался завещать всю свою
взыскание в пользу государства после его смерти. |
| Заметка о Михаиле Морозове Иван Морозов действительно пошел по стопам
своего старшего, дикого брата Михаила Морозова (1870-1903), который сам
начал коллекционировать искусство в 1894 году по совету русского художника-космополита
Сергей Виноградов. 2019 © Все права защищены. |
Он купил с номера
парижских дилеров, в том числе Поля Дюран-Рюэля
(1831–1922), Амбруаз Воллар (1866–1939) и
Даниэль-Анри Канвейлер (1884-1979),
а также напрямую от художников. Пожалуй, самая большая изюминка
Художественная коллекция Морозова представляет собой серию из 17 работ Сезанна, иллюстрирующих
все жанры и стили, над которыми он работал.
Иван Морозов рулил
тверское дело через период забастовок и всеобщих волнений. Действительно
он будет продолжать управлять им до 19 ноября17, когда он передал
в большевистский комитет. К тому времени ему удалось утроить прибыль фирмы.
прибыль.
Было высказано предположение, что довольно дикий
поведение трех ее сыновей (в случае с Иваном его дикая тяга к авангарду
искусство) отчасти было связано с ее властной и эгоистичной натурой.
В 1906, в галерее дилера Амбруаза Воллара, он
познакомился с картинами Сезанна,
который быстро стал его любимым художником. Морозов купил четыре картины Сезанна.
на месте: две пейзажные картины Montagne Sainte-Victoire , Натюрморт с драпировкой и Дорога в Понтуазе . Над
В следующие несколько лет он купит еще тринадцать произведений Сезанна, в том числе редкую Синий пейзаж .
Морозов также купил ряд выдающихся картин Пикассо.
Среди них «Молодой акробат на шаре» , лучшая работа Пикассо.
ранний «розовый» период, а также более пронзительный Арлекин
и его компаньон и кубист Портрет Амбруаза Воллара .
За 11 лет коллекционирования западного искусства он купил в общей сложности 278 картин.
и 23 скульптуры, потратив на это 1,5 миллиона франков – более
любой другой коллекционер произведений искусства того времени.
В основе было сорок холстов
Александра Головина (1863-1930), а преобладающей темой сборника
был русский натурализм.
Представленные художники включали Ивана
Шишкин (1832-98), Василий
Перов (1834–1882), Василий
Поленов (1844-1927), Василий
Суриков (1848-1916), Михаил
Врубель (1856–1910), Исаак Левитан (1860–1900), Валентин
Серов (1865-1911), Константин Сомов (1869-1939), Игорь Грабарь (1871-1960),
Петр Кончаловский (1876-1956), Павел Кузнецов (1878-1968), Мартирос
Сарьян (1880-1972), Николай Сапунов (1880-1912), Илья Машков (1881-1944),
Наталья Гончарова (1881-1962),
Михаил Ларионов
(1881-1964), Марк Шагал
(18871985) и многие другие. Было куплено большое количество его работ.
от русских художников, выставлявшихся с Валетом
группы Diamonds (1910-17) или Ослиный
Хвостовая группа (1911-12)
Однако после февраля 1917 г.
революции и большевистского переворота, он был «назначен»
помощник хранителя коллекции. В 1918 году он и его близкие
удалось уехать из России в Ригу, а затем в Париж. Хотя они намеревались
поселиться в Швейцарии ей не суждено было. Поздней весной 19 г.21,
Морозов заболел в Париже и в конце концов умер в Карловых Варах, в нынешнем
Чешская Республика. Ему было 49. Вернувшись в Москву, большевистское правительство национализировало
свою художественную коллекцию, переименовав ее во Второй музей современного западного искусства. Годы
позже его содержимое было разделено между Государственным Эрмитажем
Галерея в Санкт-Петербурге и Пушкине
Музей изобразительных искусств в Москве.