Когда началась великая депрессия: Великая депрессия — все самое интересное на ПостНауке

Содержание

Великой депрессии – 80 лет

В 1920-е годы экономики ведущих стран мира восстановились после Первой мировой войны, вступив в период стабилизации. В конце 1928 года в США состоялись очередные президентские выборы. Они проходили под лозунгами «процветания» и «исключительности» американской экономики. Победу на них одержал республиканец Герберт Гувер, который смог внушить американцам, что продолжит проводить политику, принесшую процветание.

Став президентом, Гувер выдвинул программу «уничтожения нищеты».  В 1929 году по заданию Белого дома группа экономистов опубликовала исследование о состоянии американской экономики, в котором пришла к выводу: «Наше положение благоприятно, быстрота нашего движения изумительна». Но президентство Гувера совпало с самым крупным в истории мировым экономическим кризисом, отличавшимся от всех предыдущих и последующих глубиной, продолжительностью и универсальностью.

В октябре 1929 года на Нью-йоркской фондовой бирже произошло стремительное обрушение котировок акций.

Началась их паническая распродажа. Вслед за этим стали закрываться фабрики и заводы, появилась массовая безработица, экономическая жизнь в США оказалась в полном расстройстве. Всего за период с 1929 по 1932 годы «лопнул» 5761 банк с общей суммой вкладов $5 млрд. За это время промышленное производство в США рухнуло на 46% по сравнению с 1929 годом – до уровня 1905-1906 годов. Выпуск автомобилей упал на 80%.

Промышленный кризис переплелся с аграрным. За 4 года кризиса более чем на 30% сократилось потребление хлопка. На 82% снизился вывоз пшеницы. Цены на сельскохозпродукты упали в 3-4 раза по сравнению с 1929 годом.

В условиях, когда спрос со стороны населения и инвестиции со стороны предпринимателей упали, администрация Гувера попыталась взять на себя функции госинвестора, а также простимулировать спрос на продукцию фермеров. Власти США предложили вложить $8 млрд в капитальное строительство, еще  $3 млрд обещали инвестировать в свои предприятия владельцы промышленных и железнодорожных монополий.

Были созданы Реконструктивная финансовая корпорация и Федеральное фермерское бюро.

Последнее закупало сельскохозяйственные продукты с целью повысить цены на них и дать стимул фермерам. Однако в конце концов выбросило эти продукты на рынок, что привело к еще большему падению цен на них.

Реконструктивная финансовая корпорация, имевшая в своем распоряжении $3,8 млрд, выдавала кредиты промышленникам и банкирам, пытаясь оживить таким образом банковский сектор и производство. Но и эти меры не дали результата.

Кроме того, правительство США повысило ввозные пошлины на импортные товары. Всего же 76 стран мира во время Великой депрессии ввели или увеличили таможенные барьеры. В результате объем международной торговли упал на 2/3. Разрыв мирохозяйственных связей сделал выход из экономического кризиса 1929-1933 годов еще более медленным и трудным.

«Новый курс» («New Deal»)

Программа Гувера оказалась неудачной попыткой стимулирующих мер правительства, имевших целью вывести экономику из кризиса. Неудивительно, что на следующих выборах президента США в ноябре 1932 года победу одержал демократ Франклин Рузвельт, который выступил с программой «нового курса». Избирателям он обещал простые вещи: работу безработным, повышение цен на сельскохозяйственные товары и финансовую помощь фермерам.

Но в действительности Рузвельт осознавал, что капитализм вступил в новую эру и перед ним стоят задачи, которые до него не приходилось решать никому. В 1920-е годы произошел крах свободной торговли, и эти годы можно назвать «заповедником монополий». Кризис 1929-1933 года оказался столь глубоким в силу того, что монополисты не снижали цены на свою продукцию и автоматического выхода из спада, как в прежние циклические кризисы, не происходило. Великая депрессия оказалась не только циклическим, но и структурным экономическим кризисом.

Выйти из него можно было двумя способами: либо раздробить монополии, что не представлялось возможным; либо подчинить монополии более могучей силе – государству. Рузвельт выбрал второй вариант и с марта 1933 года провел ряд молниеносных реформ, получивших общее название «новый курс» («New Deal»).

Во-первых, он расчистил финансовую систему, объявив мораторий на работу всей банковской системы страны: надо было отделить жизнеспособные банки от нежизнеспособных. Через 2 недели из 25 000 действовавших в стране банков вновь открылись только 10 000.

В июне 1933 года Рузвельт добился принятия закона об оздоровлении национальной промышленности. Так как сами монополии не могли найти выход из кризиса, в соответствии с этим законом на основе «кодексов честной конкуренции» стало проводиться принудительное распределение рынков сбыта и установление минимальных цен на продукцию.

Закон предусматривал право на создание профсоюзов, заключение трехсторонних договоров между государством, предпринимателями и профсоюзами. Эти соглашения оговаривали размер зарплаты и продолжительность рабочего дня. Поэтому «New Deal» на самом деле означает «новую сделку» между правительством, бизнесом и рабочими.

Вообще, социальное регулирование начало развиваться в США только в условиях «New Deal». Уже после Великой депрессии в 1935 году был принят закон Вагнера, запрещающий преследование рабочих за участие в профсоюзах и стачках. В том же году был принят закон о социальном страховании.

В годы Великой депрессии и после нее Рузвельт выделил $12 млрд на так называемые общественные, а в действительности государственные работы для безработных. В результате были построены крупные шоссейные дороги, мосты и прочая инфраструктура. Таким образом, государство заменило в качестве инвестора частный капитал, находившийся в кризисе, и создало платежеспособный спрос со стороны наименее обеспеченных граждан (в начале 1933 года армия полностью безработных в США составляла 17 млн.)

С кризисом в сельском хозяйстве Рузвельт боролся весьма специфическим для того времени образом. Фермерам выдавались субсидии, но не на увеличение, а на сокращение производства.

Таким образом, политика «New Deal» представляла собой сочетание как экономических, так административных рычагов. При этом административные рычаги использовались, чтобы запустить экономические механизмы: подправить старые и заставить заработать новые.

Несколько теоретических выводов

Нынешний мировой кризис отдаленно напоминает Великую депрессию своей универсальностью: кризис начался с коллапса финансовой системы, им оказались охвачены все ведущие страны мира и большинство отраслей экономики. Поэтому естественна мысль о возможности применить рецепты «New Deal».

Но надо понимать, что многие рецепты «New Deal» постоянно применялись после Великой депрессии и в течение десятилетий оказывали позитивное воздействие на развитие капиталистической экономики. Среди них: обуздание монополий, которые в развитых странах мира уже никогда не были так всевластны, как в 1920-е годы; внимание к социальной сфере; признание профсоюзов и работа с ними; субсидирование сельского хозяйства в богатых странах с целью ограничения производства.

Общественные (государственные) работы во многих развитых странах мира были со временем замещены государственными заказами частному сектору, в том числе военно-промышленному комплексу.

Все вышеперечисленные механизмы помогали капитализму развиваться в течение десятилетий, но они не смогли предотвратить кризиса, разразившегося в 2008 году.

Очевидно, что действенными лекарствами против нынешнего кризиса, взятыми из 1930-х, могут стать правильные вливания государственных средств в экономику, а именно – направленные на стимулирование платежеспособного спроса и эффективные госинвестиции.

К этим мерам уже с самого начала последнего кризиса прибегают и в США, и в Европе, и в России. Правда, с различной степенью успеха. У администрации американского президента-демократа Барака Обамы денежные вливания в экономику в размере почти $800 млрд принесли пока наибольший успех. Видимо, сказывается опыт «New Deal» 1930-х годов.

Правительства США и Европы сейчас вспомнили и о политике «дешевых денег», т.е. низких процентных ставок по кредитам, чтобы стимулировать промышленность. Подобную политику в течение всех 1930-х годов проводила Великобритания. Но подобная политика возможна в странах с низкой инфляцией, российские же власти – из-за постоянно растущих цен – к ней пока только стремятся.

Кроме того, ясно, что на расчистку всего мирового финансового сектора на этот раз придется потратить намного больше усилий. В 1930-е годы ведущим странам мира удалось это сделать за счет отказа от «золотого стандарта» валют, которого уже давным-давно не существует. Сейчас же предстоит выработать новые принципы мировой финансовой архитектуры.

В то же время совершенно ясно, что в ходе нынешнего кризиса многие правительства, включая американское, повторяют ошибки прошлого. Например, прибегают к протекционистским мерам во внешней торговле, затягивающим выход мировой экономики из кризиса.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции

90 лет со дня краха Уолл-стрит и начала Великой депрессии

24 октября 1929 года фондовый рынок США рухнул, спровоцировав мировой кризис, голод и нищету. В тот «черный четверг» началась Великая депрессия. Крах Уолл-стрит положил конец мифу о вечном процветании США, в который так верилось в благополучные 20-е.

24 октября 1929 года. В Нью-Йорке начинается новый день счастливых 20-х годов. В этот период США переживают бурный экономический рост — символами процветания становятся небоскребы и дорогие автомобили. Биржевые маклеры готовятся к привычному распорядку Уолл-стрит, им вновь предстоит продавать и покупать ценные бумаги.

Хотя еще в среду индекс Dow Jones опустился на 4,6%, никому и в голову не могло прийти, что в «черный четверг» инвесторы избавятся от 12,9 млн ценных бумаг, спровоцировав не только падение индекса на 11%, но и начало мирового экономического кризиса.

В последующие несколько дней фондовая биржа Уолл-стрит пережила настоящий шок. Тысячи инвесторов разорились, среди населения вспыхнула паника.

Хаос привел к самоубийству немалого числа влиятельных бизнесменов. Миллионы граждан были приговорены к безработице.

Начало конца

Окончание Первой мировой войны сменилось десятилетием экономического подъема в промышленном и деловом секторах США. Быстро развивались автомобилестроение, строительство и банковское дело. К концу периода подъема Штаты выпускали уже 44% промышленной продукции всего мира (без учета СССР) — больше, чем Англия, Франция, Германия, Италия и Япония вместе взятые.

close

До 1920 года покупка и продажа акций между трейдерами происходили прямо на улице непосредственно перед зданием биржи и Федерал-холла. Все изменил взрыв бомбы на Уолл-стрит 16 сентября 1920 года при котором погибли 38 человек За 7 лет с 1922 года по 1929 промышленный индекс Dow Jones вырос более чем в 6 раз, с 63,90 пунктов до 381, 17 пунктов. Рост индекса подстегивал биржевую эйфорию в США – многие домохозяйства вкладывали свои средства в акции, ожидая дальнейшего роста их стоимости Дальнейшие события красочно описывает в своей книге «Великий крах 1929 года» (1929: The Great Clash) известный американский экономист Джон Кеннет Гелбрейт: «Четверг 24 октября стал первым из тех дней, которые впоследствии окрестят периодом паники. И такая оценка, пожалуй, оправдана, если учесть состояние неопределенности, страха и полного непонимания обстановки, которое охватило публику. В тот день было продано 12 894 650 акций, причем большинство из них за бесценок. Из всех тайн биржи самой непостижимой является то, что в период массовой продажи кто-то еще надеется найти покупателей. 24 октября 1929 года покупатели находились с большим трудом, и то только после того, как цена снижалась до минимума» За «Черным четвергом» пришли «Черный понедельник» и «Черный вторник», чудовищный обвал продолжался почти три года. В июле 1932 года, когда индекс Доу-Джонса достиг минимума, он составлял всего 41 пункт, снизившись почти в 10 раз. Началась Великая депрессия Депрессия с разной степенью интенсивности длилась на протяжении десяти лет. В 1933 году валовой национальный продукт был почти на треть меньше, чем в 1929 году. Лишь в 1937 году физический объем продукции вернулся к уровню 1929 года, а затем снова упал. Вплоть до 1941 года долларовая стоимость всей произведенной продукции оставалась ниже, чем в 1929 году. Фактически только новая война помогла США оправиться от последствий «Эпохи процветания»

В те годы американцы активно инвестировали средства в ценные бумаги, которые покупали зачастую в кредит. Воодушевленный легким получением займа по смешной ставке, практически каждый вкладчик нес деньги на фондовую биржу. В результате значительно выросло число держателей акций. К 1929 году играли на бирже не менее 1 млн человек.

В 1923 году фондовый индекс Dow Jones находился на уровне 99 пунктов. При этом уже 3 сентября 1929 года он достиг рекорда — 381,17 пункта. С одной стороны, рост биржевых котировок был связан с новыми перспективами: автомобили, самолеты, радио, небоскребы. С другой стороны, его провоцировала активность биржевых спекулянтов.

Перегрев экономики был очень высоким, а переоцененность активов дошла до максимума. К тому же разрастались кредитные операции, чему способствовала политика ФРС, направленная на поддержание низкой учетной ставки. Биржу начало лихорадить еще в сентябре. Группа нью-йоркских банкиров пыталась поддержать курс скупкой акций.

При этом существовала чрезвычайно большая группа банкиров, брокеров и финансовых аналитиков, которые не видели никакой угрозы Уолл-стрит даже за несколько недель до кризиса и вкладывались в рынок с безрассудной импульсивностью, пишет американский экономист Марк Скоусен.

Интересно, что экономика демонстрировала симптомы кризиса еще летом 1929 года. Так, промышленное производство достигло рекордного уровня в июне и начало падать в июле. Такую же динамику показывал рынок труда. Потребительские цены упали, и уже в августе у ФРС не было иного выбора, кроме как усилить дефляционную тенденцию путем увеличения ставки с 5% до 6%. На Уолл-стрит все эти предупреждающие знаки были проигнорированы.

«Крах фондового рынка в октябре 1929 года является одной из драматических вех, таких как убийство Юлия Цезаря, высадка на берег Колумба или битва при Ватерлоо, которыми историки отмечают поворотные пункты истории человечества», — пишет экономист Дональд Хоппе.

Бездонная пропасть

В «черный четверг» пытались спасти положение. Около 4:30 дня, когда рыночная лихорадка казалась уже неудержимой, крупные банкиры согласились вложить $40 млн, чтобы спасти котировки и предотвратить повторение обвала. Однако этих усилий оказалось недостаточно — катастрофу уже нельзя было остановить.

В пятницу надежда на то, что все образуется, еще жила — рынок временно стабилизировался, цены оттолкнулись от дна. В понедельник собравшиеся у здания Нью-Йоркской фондовой биржи рассчитывали, что тенденция продолжится. Однако, как только торговая сессия открылась, котировки вновь показали стремительное падение. «Акулы Уолл-стрит» на очередном экстренном совещании уже ничего предложить не могли и дали понять, что больше не будут поддерживать рынок.

Знаменитый «черный вторник» стал худшим днем американской фондовой биржи в ее истории.

За неделю паники рынок снизился на 40%, потеряв в стоимости около $30 млрд — больше, чем правительство США потратило за все время Первой мировой войны. Всего за пять дней мелкие инвесторы, банки и агенты потеряли накопления, которые бережно собирали в течение полутора лет.

Биржевой крах подорвал все казавшееся надежным процветание. Начинаются банкротства и разорения, быстро растет безработица, предприятия останавливают работу. «Черный четверг» стал началом мирового экономического кризиса (1929–1933), получившего название Великая депрессия.

Спекулятивная лихорадка, иллюзия быстрых и легких денег сменились бедностью, голодом, рецессией.

После некоторой стабилизации обвалы продолжились в декабре. В 1932 году индекс достиг 40 пунктов, что означало спад на 87% от высшего уровня в сентябре 1929 года. К началу 1933 года долговой кризис и падение стоимости акцией привели к разрушению всей банковской системы.

Спад промышленного производства приближался к отметке 50%. Угроза голода в Соединенных Штатах была абсолютно реальна. Около 10 штатов, помимо спада сельскохозяйственного производства, оказались поражены мощнейшей засухой.

«До Великой депрессии большинство экономистов имело представление о капитализме как о совершенной или почти совершенной системе. Это видение оказалось неустойчивым перед лицом массовой безработицы, но, когда воспоминания о кризисе угасли, экономисты снова влюбились в старое идеализированное видение экономики», — писал экономист Пол Кругман для The New York Times.

Вне всяких сомнений, крах фондового рынка в октябре 1929 года был монументальным событием, пишет Скоусен.

«Сегодня большинство историков убеждены, что это событие стало главной поворотной точкой, после которой началось падение мировой экономики в бездонную пропасть», — заключает экономист.

В мире началось самое большое экономическое падение со времен Великой депрессии — глава МВФ | Громадское телевидение

Об этом сообщила глава Международного валютного фонда Кристалина Георгиева во время обращения накануне весеннего собрания МВФ и Всемирного банка.

«Уже понятно, что мировой экономический рост в 2020 году будет отрицательным, и это вы увидите в экономическом обзоре МВФ, который выйдет на следующей неделе. На самом деле, мы видим самое большое экономическое падение со времен Великой депрессии», — сообщила Георгиева.

По ее словам, в настоящее время МВФ прогнозирует падение показателя ВВП на душу населения для 170 стран мира, хотя еще несколько месяцев назад прогнозировали рост этого показателя для 160 стран.

Больше всего новый кризис ударил по странам, которые развиваются. В число этих стран входит и Украина. По расчетам МВФ, из этих стран вывели около $100 млрд иностранных инвестиций — это в три раза больше, чем за аналогичный период во время экономического кризиса 2008-2009 годов.

Вместе с тем, на противодействие экономическому кризису правительства стран мира направили уже около $8 трлн.

Великая депрессия — это экономический кризис, который начался в США, а затем охватил большинство капиталистических стран мира в 1929 году и продолжался до конца 1930-х годов. По разным подсчетам, в настоящее время мировой ВВП сократился на 15%, объемы международной торговли упали вдвое, а безработным стал каждый четвертый американец (в некоторых странах безработица выросла до 33%).

Последний раз мировой экономический кризис наступал в 2008-2009 годах. Тогда его спровоцировал обвал на фондовых рынках США из-за банкротства нескольких крупных финансовых компаний и неплатежеспособность людей, принявших ипотечные кредиты.

В результате крушения на фондовом рынке мировая экономика в 2008 году выросла на 1,8% (против 4,3% в 2007 году), а в 2009 году экономика мира упала на 1,67%. Экономика Украины в 2008-2009 году также пострадала и сократилась: в 2009 году падение ВВП составило 14,7% (по данным Всемирного банка).

«Великая депрессия» (2009) — смотреть документальный фильм бесплатно онлайн в хорошем качестве на портале «Культура.РФ»

24 октября 1929 года на Нью-Йоркской фондовой бирже произошел обвал. На Уолл-стрит началась паника. Но в первые дни обычные люди размеров катастрофы, надвигавшейся на США, конечно, не поняли.

Даже когда в элитном круге ведущих финансистов страны началась волна самоубийств, общество только злорадствовало: алчность наказана! Это потом этот день войдет во все учебники под именем «черный четверг». Это потом все, что случится с Америкой, назовут Великой депрессией и будут раскладывать на составляющие, искать причины и множество раз ошибаться в выборе путей выхода из него.

А тогда, в 1929 году, уже через несколько месяцев страну захлестнула волна банкротств, миллионы людей оказались на улице, банки рухнули под атакой вкладчиков, желающих немедленно вернуть свои деньги, по всей стране кризис разорил фермерские хозяйства, встала промышленность, обесценились деньги. И в эти же первые месяцы правительство США выбрало тактику, которую потом все ведущие экономисты мира признают роковой и ошибочной — политику невмешательства государства в дела рынка и святой убежденности в том, что рынок просто обязан сам себя спасти…
В документальном фильме «Великая депрессия» авторы постарались вместе со зрителями разобраться в событиях ХХ века и провести прямые параллели с днем нынешним.

Экономисты всего мира не первое столетие бьются над решением простой задачи: почему экономика не может расти поступательно. Ее путь — извечная синусоида. Подъемы и спады. Вершины и разорения. В одном только ХХ веке спадов было немало: кризис военного коммунизма в России, Великая депрессия 1929 года в США, послевоенный кризис 40-х годов в Европе, английский кризис времен Тэтчер, 1991 и 1998 годы в России и, наконец, нынешний мировой финансовый кризис. От чего они зависят и можно ли научиться их предсказывать, как предсказывают землетрясения и цунами, — об этом в документальном фильме «Великая депрессия».

Крах первой германской демократии — Россия в глобальной политике

Великая депрессия теряется в череде экономических и политических потрясений, постигших Германию после 1914 г., поэтому радикальные изменения, ставшие итогом мирового экономического кризиса 1929–1933 гг. и определившие вектор развития страны на следующие двенадцать лет, можно объяснить кумулятивным эффектом.

Внешние и внутренние факторы – провал военной экономики, недальновидная денежно-кредитная политика, возложенный на потерпевшую поражение Германию груз репарационных выплат, крах золотого стандарта и другие события – сделали кризисное состояние практически непрерывным на всём протяжении 1920-х годов. При этом самым болезненным с экономической и психологической точек зрения эпизодом стала гиперинфляция 1923 г., ударившая по среднему классу и беднейшим слоям населения и подорвавшая доверие общества к республиканской власти, что во многом предрешило исход Великой депрессии.

Преодоление экономических проблем усложнялось политической турбулентностью и социальными противоречиями. Унизительные условия Версальского договора и утрата Германией позиций на международной арене лишь усугубляли недовольство. В период с 1918 по 1933 гг. страна дважды испытала смену государственного строя, сначала совершив переход от монархии к республиканской форме правления, а затем – радикальный консервативный разворот, завершившийся установлением национал-социалистической диктатуры. Неприятие большой частью общества, политических элит и влиятельных финансово-промышленных кругов демократических изменений и приоритетов экономической политики правительства социал-демократов к началу 1930-х гг. привели к глубокому политическому кризису, который затруднял реализацию антикризисных программ.

Между тем такие конъюнктурные программы существовали, как существовали и политические альтернативы прихода Гитлера к власти.

Отказ от демократических институтов и милитаризация не были обязательными условиями восстановления экономики. Однако для национал-социалистов оперативное и успешное преодоление последствий Великой депрессии (в том числе с помощью антикризисной политики, опиравшейся на прогрессивные кейнсианские принципы) стало залогом воплощения их основной цели – перевооружения Рейха.

Народное хозяйство Германии для Гитлера было инструментом решения масштабных внешнеполитических задач, орудием реванша, что повлекло за собой возникновение серьёзных дисбалансов и трансформацию социально-экономической модели.

 

Веймарская республика: от инфляции к дефляции

 

Мировой экономический кризис 1929–1933 гг., или Великая депрессия, для Германии стал, несомненно, болезненным, но далеко не единственным фактором по-настоящему масштабного краха, постигшего Веймарскую республику. Невозможно говорить о немецком восприятии Великой депрессии вне контекста этого пятнадцатилетнего опыта.

Ноябрьская революция 1918 г. привела к падению монархии и установлению парламентской демократии, что не спасло страну от внутренних разногласий: Веймарская Германия за всё время существования не смогла изжить разобщённости, а экономические вызовы сделали задачу практически невыполнимой. Мечта о возвращении былого величия и крепнущий ресентимент стали прекрасной почвой для активизации консервативных настроений и антиреспубликанских сил.

Становление Веймарской республики, 1918–1923 гг. – годы политических кризисов, попыток свержения демократической власти и катастрофической экономической ситуации. В наследство от Германской империи страна получила истощённую экономику, обесцененную национальную валюту и государственный долг, превышавший 160 млрд марок. Облигационные займы и денежная эмиссия были основными методами финансирования военной экономики, поэтому объём наличных денег в обращении с 1913 по 1918 гг. возрос с 6,5 до 33 млрд марок, в то время как товарная масса сократилась на треть. В июне 1919 г. был подписан Версальский мирный договор, не только сделавший Германию страной-изгоем, но и навязавший ей обескровливающие экономические условия: репарационные обязательства, окончательная сумма которых в 1921 г. была зафиксирована на уровне 132 млрд марок[1] и дополнена 26-процентными отчислениями с экспортной выручки, что соответствовало 2–3 млрд марок в год.

К этому моменту девальвация марки лишь ускорилась: к декабрю 1922 г. стоимость «золотой марки» составляла 1800 «бумажных марок»[2], а курс американского доллара вырос с 4,2 марки в 1914 г. до 200 на рубеже 1921–1922 годов. Необходимость покрытия бюджетных расходов на фоне и без того огромной государственной задолженности требовала всё новых заимствований, что вело к дальнейшему росту дефицита. Сокращавшиеся налоговые поступления не справлялись с пополнением доходной части бюджета и в период 1914–1923 гг. едва покрывали 15 процентов расходов[3]. Кроме того, требовались большие средства для приобретения валюты, необходимой для осуществления репарационных выплат, и немецкое государство не нашло лучшего решения проблемы, чем неконтролируемая эмиссия денег. После провала Парижской конференции, в январе 1923 г., началась франко-бельгийская оккупация Рура, а с ней и кульминация финансово-экономической трагедии.

Традиционно причиной гиперинфляции в Германии называли непосильную ношу репараций и внешнее давление. Однако нельзя отрицать, что существенный вклад в создание кризисной ситуации внесла недальновидная политика правительства и Рейхсбанка. Инфляция освободила государство от гигантского долга: в 1923 г. 164 млрд марок превратились в 16 пфеннигов, но эта «санация» произошла за счёт держателей военных облигаций, потерявших все свои средства. Кошмар гиперинфляции подорвал доверие немцев к демократии и Веймарской республике, и можно с уверенностью утверждать, что именно эта глубокая травма начала 1920-х гг. больше, чем Великая депрессия, подготовила почву для прихода национал-социалистов к власти.

За 1923 г. курс американского доллара вырос с 7,5 тысяч до 4,2 трлн бумажных марок, а избыток денежной массы достиг критических масштабов, что обернулось небывалой инфляцией, уровень которой на пике достиг 29500 процентов в месяц[4].

Валютная реформа кабинета Густава Штреземана[5] позволила обуздать ситуацию в ноябре 1923 года. Специально учреждённый Германский рентный банк начал выпуск альтернативной денежной единицы – «рентной марки» с фиксированным курсом: 4,2 рентных марки за 1 доллар США, 1 трлн «бумажных марок» за одну рентную марку. Было выпущено 3,2 млрд рентных марок, обеспеченных ипотекой на недвижимость и земельную собственность сельскохозяйственных, промышленных и торговых предприятий.[6] Главным идеологом той реформы считается немецкий банкир Ялмар Шахт[7], который вскоре выступит автором нацистского «экономического чуда» [8]. Шахту удавалось поддерживать стабильность курса новой валюты благодаря жёсткой политике ограничения эмиссии и сокращения расходов бюджета. 

Рентная марка вселила в немцев уверенность в то, что экономическая ситуация вскоре нормализуется, и разрядила внутриполитическое напряжение[9]. Период с 1924 по 1929 гг., – единственный относительно стабильный и мирный этап развития Веймарской Германии, получил название «золотые двадцатые», но скорее благодаря расцвету культурной и общественной жизни, чем экономическим достижениям.

Успех денежной реформы стал предпосылкой для пересмотра странами-победительницами подхода к репарационному вопросу. Заинтересованные в хозяйственном восстановлении Германии Великобритания и США не разделяли французского подхода “le boche payera tout”,[10] поэтому в апреле 1924 г. был представлен план Дауэса, который предусматривал реструктуризацию немецкого долга и предоставление Веймарской республике зарубежных кредитов, а также прекращение оккупации Рура, которая завершилась летом 1925 года. В октябре Рейхсбанк смог начать выпуск новой германской валюты – рейхсмарки, которая обменивалась на рентную марку по курсу 1:1.

Уже в 1926 г. стоимость германского товарного экспорта (60 процентов которого составляла готовая продукция) превзошла довоенные показатели 1913 г., достигнув 10 млрд рейхсмарок[11]. С 1924 по 1929 гг. экспорт вырос более чем в два раза – с 6,5 до 13,5 млрд рейхсмарок – и оставался главным драйвером внутреннего экономического роста вплоть до наступления мирового экономического кризиса.

К 1927 г. объёмы промышленного производства достигли довоенного уровня. Такой индустриальный прорыв стал возможен благодаря подъёму конъюнктуры и притоку иностранных инвестиций, которые обеспечили обновление основных фондов и внедрение новейших технологий. Вновь задействованы типичные для «рейнского», или «организованного» капитализма, механизмы, которые успешно применялись в период догоняющей модернизации конца XIX века: концентрация капитала и производства, взаимное переплетение крупных банков и нефинансовых корпораций; в 1926 г. на 16 процентов компаний приходилось 66 процентов акционерного капитала[12].

Именно крупнейшие компании играли ведущую роль в процессе рационализации производства, направленной на сокращение издержек и повышение конкурентоспособности.

Внедрение конвейерного производства привело к потере большого числа рабочих мест, и в 1926 г., несмотря на экономический подъём, число безработных в Германии достигло 2,2 млн, а в феврале 1929 г., задолго до начала обвала рынка, безработица достигала 3,5 млн человек. Создание в 1927 г. государственной системы страхования по безработице привело к резкому увеличению государственных расходов.

Несмотря на хозяйственный подъём «золотых двадцатых», тот период породил множество диспропорций и внутренних проблем, сделавших экономику Веймарской республики уязвимой перед наступлением Великой депрессии: концентрация экономической власти в руках монополий, растущая безработица, неоправданно щедрая социальная политика государства, результатом которой стал устойчивый бюджетный дефицит; крупные банки осуществляли вложения в высокорисковые активы, несмотря на нехватку собственного капитала – ни домохозяйства, ни компании не были склонны сберегать, памятуя об опыте гиперинфляции; сохранялось бремя репараций, которое было несколько уменьшено в рамках плана Юнга, принятого в 1929 году.

 

Начало кризиса и политический перелом

 

На рубеже 1929–1930 гг. экономика Германии в полной мере ощутила наступление Великой депрессии. Приток иностранных кредитов резко сократился, составив в 1929 г. лишь 349 млн рейхсмарок[13], число безработных к 1930 г. превысило 3 млн человек[14], с 1929 по 1932 гг. промышленное производство сократилось на 40 процентов, снизившись до уровня 1904 года.

К этому моменту расстановка политических сил в стране существенно изменилась. Результаты выборов менялись в зависимости от динамики экономических показателей, поэтому антиреспубликанские партии заметно расширили представительство в парламенте после гиперинфляции 1923 г.[15], а на президентских выборах 1925 г. победу одержал ставленник националистических сил и символ непобеждённой имперской армии – генерал Пауль фон Гинденбург. Эти выборы можно считать началом консервативного разворота Германии. После укрепления позиций Социал-демократической партии Германии в середине 1920-х гг., картина вновь резко изменилась на выборах в сентябре 1930 г.: коммунисты набрали 13,1 процента голосов, на правом фланге триумфальные 18,3 процента получила Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (NSDAP, нем. Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei).

С началом экономического кризиса правительство «большой коалиции» столкнулось с неразрешимым конфликтом между социал-демократами, стремившимися расширить социальную защиту безработных, и буржуазными партиями, которые требовали снизить нагрузку на предпринимателей и защитить интересы германской индустрии. Распад кабинета фактически означал отказ от парламентской демократии, поскольку с 1930 г. правительство опиралось на доверие президента и получало возможность издавать «чрезвычайные декреты», которые больше не нуждались в одобрении рейхстага.

В марте на пост рейхсканцлера был назначен Генрих Брюнинг[16], который в условиях кризиса добивался консолидации бюджета, однако его безусловным приоритетом было избавление от бремени репараций. Кабинет реализовывал меры жёсткой экономии, были введены новые налоги, ставки существующих повышены, при этом сокращены государственные расходы и заработные платы в госсекторе. Рейхсбанк проводил политику повышения учётной ставки, ограничивая объёмы кредитования и сокращая денежную массу в обращении. Выпущенный в декабре 1931 г. четвёртый чрезвычайный декрет предписывал сокращение цен на 10 процентов[17] – все эти меры были нацелены на повышение конкурентоспособности немецких товаров на международных рынках и стимулирование экспорта, который позволил бы заработать больше валюты для погашения репараций. Кроме того, после краха золотого стандарта в сентябре 1931 г., девальвации ряда национальных валют и глобального повышения таможенных пошлин дефляционные усилия Брюнинга, направленные на укрепления экспорта, потеряли всякий смысл. Более того, они возымели обратный эффект: уровень реальной почасовой оплаты труда в 1932 г. составлял лишь 75 процентов от 1929 г.[18], безработица, уже заметно выросшая в 1929 г. на фоне кризиса перепроизводства, приобрела массовый характер, достигнув в 1932 г. небывалой отметки 5,6 млн человек. В результате Германия оказалась в капкане дефляционной спирали: снижение покупательной способности вело к сокращению продаж и производства, за этим следовали новые увольнения и ещё большее снижение спроса.

 

Таблица 1. Великая депрессия в Германии, некоторые показатели

Источник: составлено автором на основе Wagemann E. Hg. Konjunkturstatistisches Handbuch 1936 // Berlin, 1935, s. 52 f., s. 12, s. 104, s. 106 f.; Statistisches Handbuch von Deutschland, a. a. O., s. 472; Petzina D. Die deutsche Wirtschaft in der Zwischenkriegszeit // Steiner, Stuttgart, 1977, s. 190; Statistisches Jahrbuch für das Deutsche Reich 1936, s. 334; F. Forstmeier F. Wirtschaft und Rüstung am Vorabend des Zweiten Weltkrieges, 1975, s. 85.

Ситуацию заметно усугубил банковский кризис, который добрался до германского рынка летом 1931 года. Банкротство крупнейших институтов – Darmstädter und National-Bank, а вслед за ним Dresdner Bank – пошатнуло доверие к банковской системе в целом и качественно изменило характер экономического кризиса.

Исследователи до сих пор расходятся во мнении, что же было первичной целью реализации дефляционной политики: преодоление кризиса или создание ситуации настолько тяжёлой, чтобы убедить страны-победительницы в полной финансовой несостоятельности Германии. Так или иначе, в 1932 г. план Юнга был отменён, а репарационные обязательства Германии прекращены. Эта победа дорого стоила Брюнингу, а точнее его преемникам – Францу фон Папену, Курту фон Шлейхеру: фактический отказ от парламентаризма, массовая безработица и обнищание населения ускорили процесс радикализации и поляризации общества, сделавший его восприимчивым к умелой пропаганде национал-социалистов, которые получили рекордные 37,3 процента голосов на выборах в рейхстаг в июле 1932 года.

После освобождения из тюрьмы в декабре 1924 г. Адольф Гитлер переосмыслил подходы к политической борьбе, отказавшись от насильственных методов в пользу политических технологий, которые позволили бы ему осуществить «национальную революцию» и прийти к власти в рамках демократической системы. Однако для этого требовались огромные финансовые ресурсы, которыми партия не располагала. Вопреки распространённому убеждению крупная промышленность не составляла основу финансирования NSDAP, хотя Гитлер прилагал все усилия, чтобы заручиться поддержкой финансово-промышленных кругов, апеллируя к их антиреспубликанским настроениям и ностальгии по сильному государству.

В ноябре 1932 г. девятнадцать представителей финансово-промышленных кругов и сельского хозяйства, в том числе члены «Круга Кепплера»[19], подписали петицию к президенту Гинденбургу с просьбой назначить Гитлера на пост рейхсканцлера. В 1932 г. экономический и политический кризисы в Германии достигли своего пика: безработица в феврале превышала 6 млн человек, промышленное производство составляло 57,2 процента от уровня 1928 г., доходы работников сократились на 40 процентов, экспорт снизился до 5,7 миллиарда. Неработоспособный рейхстаг, раздираемый антиреспубликанскими силами, никак не помогал разрешить ситуацию, грозившую началом гражданской войны. Видя в этом выход из политического вакуума, 4 января 1933 г. Франц фон Папен предложил Гитлеру возглавить кабинет «национальной концентрации», и 30 января Гинденбург привёл к присяге нового рейхсканцлера. Формально Веймарская республика продолжала существовать, но на деле её дни были сочтены.

 

Антикризисные меры и новые экономические цели

 

Уже 1 февраля 1933 г. Гитлер выступил с радиообращением к нации, в котором изложил свою стратегию восстановления экономики: в рамках двух четырёхлетних планов национальное правительство намеревалось спасти немецкое крестьянство и обеспечить продовольственную безопасность, а также оказать помощь рабочим, полностью ликвидировав безработицу. Программа оздоровления экономики предполагала введение трудовой повинности и обеспечение гарантированного пенсионного и медицинского страхования[20]. Гитлер действительно хотел как можно скорее оправдать доверие электората: среднего класса, рабочих, молодёжи и других слоёв общества, которым он пообещал «работу, свободу и хлеб». Помимо задач хозяйственного оздоровления уже в первые дни после вступления в должность Гитлер начал открыто называть и другую, гораздо более важную для него цель, ради которой и было затеяно восстановление хозяйства – перевооружение Германии и «борьба за жизненное пространство».

Экономические обещания Гитлера являлись частью предвыборной кампании последних демократических выборов довоенной Германии, которые должны были состояться в марте 1933 года. Однако, как и на выборах в ноябре 1932 г., NSDAP постигло разочарование; стало очевидно, что пик популярности пройден, а электоральный потенциал – исчерпан.

Вскоре Гитлер избавил себя от утомительной необходимости играть по правилам: «поджог Рейхстага» запустил механизм уничтожения демократических институтов.

Ограничение прав и свобод, наделение канцлера чрезвычайными полномочиями, запрет на создание политических партий и, наконец, «политическое завещание» Гинденбурга 1934 г. позволили завершить узурпацию власти и сосредоточить все её нити в руках фюрера немецкого народа.

С 1933 г. представители крупной индустрии стали гораздо лояльнее к NSDAP, начав жертвовать крупные суммы на нужды избирательной кампании партии. Руководитель Имперского сословия немецкой промышленности[21] Густав Крупп фон Болен[22] возглавил учреждённый совместно с Ялмаром Шахтом 1 июня 1933 г. «Фонд Адольфа Гитлера»[23], в который представители бизнеса жертвовали средства на «национальное возрождение». Вскоре поддержка превратилась в принудительные отчисления, ставшие обязательными для предприятий различных отраслей и заметно повысившие их издержки. В июле Генеральный совет германского хозяйства, куда вошли представители крупного капитала, совместно с Имперским министерством экономики подготовил «Закон о подготовке органического построения германского хозяйства»[24]. Этот документ обеспечил централизацию управления экономикой, создал строгую отраслевую иерархию, дополненную территориальным измерением и, по сути, лёг в основу новой системы государственного регулирования экономики Рейха. Стоявшей на вершине пирамиды Имперской экономической палате, которая напрямую подчинялась министерству экономики, в свою очередь, было подчинено семь отраслевых групп (промышленность, торговля, ремесленное производство, банки, страхование, туризм и энергетика). Они делились на 44 экономические группы, те – на подгруппы и так далее. Таким образом, министерский надзор достигал любой компании – все они обязательно входили в одно из объединений.

Кроме того, в июле 1933 г. был принят «Закон об учреждении принудительных картелей»[25], который наделил министерство экономики правом осуществлять слияния частных предприятий в картели и синдикаты и регулировать их деятельность, что ограничило свободу договора и многократно усилило возможности внутриотраслевого государственного контроля.

Наконец, деятельность рейхскомиссара по контролю за ценами (позднее – по ценообразованию) и принятие в 1934 г. целого ряда предписаний против повышения цен были призваны «запретить» инфляцию. Эти меры лишали бизнес самостоятельности в установлении цен на все виды товаров.

Преобразования первых лет национал-социалистической диктатуры привели к созданию экономической модели, для определения которой как нельзя лучше подходит марксистский термин «государственно-монополистический капитализм». В Третьем Рейхе привычная мобилизационная связка «государство – крупный капитал» дополнилась идеологическим содержанием: только вовлечённые в орбиту нацистской партии крупные промышленники (Фриц Тиссен, Роберт Бош, Густав Крупп, Альберт Фёглер и прочие) участвовали в управлении экономикой и получали привилегии. После принятия «Четырёхлетнего плана» 1936 г. все экономические цели были окончательно подчинены интересам партии, которая осуществляла прямое вмешательство в производственные процессы. Всеобъемлющий государственный диктат и контроль во всех сферах экономики, будь то ценообразование, внешняя торговля или конкуренция, насильственная унификация всех хозяйственных сфер и многократно разросшийся бюрократический аппарат поставили малое и среднее предпринимательство в угнетённое положение, но крупные корпорации весьма успешно встроились в новую систему – в первую очередь те, которые служили целям перевооружения.

Решением задач возрождения экономики и борьбы с безработицей занимался «финансовый волшебник»[26] Ялмар Шахт. В условиях глубокого экономического кризиса никакие доступные источники не могли обеспечить адекватное финансирование мер по созданию рабочих мест, а тем более амбициозных программ перевооружения вермахта, которые оценивались в десятки миллиардов рейхсмарок. Летом 1933 г. Шахт нашёл выход из этой ситуации с помощью инструмента внебюджетного финансирования, начав выпуск так называемых векселей «мефо» (Mefo-Wechsel), для этого компании Siemens, Krupp, Rheinmetall и Gutehoffnungshütte учредили «Металлургическое исследовательское общество» (Mefo mbH), фиктивную компанию с уставным капиталом 1 млн марок, чьи векселя дисконтировал Рейхсбанк. Исполнители военных заказов охотно принимали эти векселя в качестве оплаты, поскольку поручителем фактически выступал Рейх. К 1938 г. государство задолжало 12 млрд рейхсмарок[27], в период с 1934 по 1936 гг. с помощью векселей «мефо» было оплачено 50 процентов заказов вермахта.

По-прежнему остро стояла проблема германского экспорта: в 1933 г. его стоимость составляла всего 4,8 млрд рейхсмарок, к 1934 г. она снизилась до 4,1 млрд[28], что отчасти объяснялось усугублением протекционизма в мире, при этом расширение военного производства требовало увеличения сырьевого импорта, который ограничивался нехваткой валютных поступлений. Не желая прибегать к девальвации рейхсмарки, осенью 1934 г. Шахт приступил к реализации «нового плана»[29], призванного ужесточить контроль над внешней торговлей и решить проблему острого дефицита валюты, что стало первым шагом к попытке самообеспечения экономики. Были учреждены специальные контролирующие и проверяющие органы: первые регулировали импорт и ограничивали отток валюты, вторые симметрично стимулировали и контролировали экспорт. Все эти агентства интегрированы в систему отраслевых объединений, увеличилось число клиринговых соглашений. В результате с 1933 по 1937 гг. импорт сырья возрос с 1,4 млрд до 2 млрд рейхсмарок, в то время как импорт готовой продукции сократился с 500 до 400 миллионов.

В июне 1933 г. вступил в силу «Закон о сокращении безработицы»[30], положивший начало реализации «программы Рейнгардта», названной в честь статс-секретаря министерства финансов Фрица Рейнгардта, который ещё в 1932 г., при кабинете Франца фон Папена, активно выступал за применение кейнсианских инструментов дефицитного финансирования для создания рабочих мест. Теперь же Шахт одобрил масштабный пакет стоимостью 1 млрд рейхсмарок, которые предназначались для создания рабочих мест в сфере жилищного и дорожного строительства, мелиорации, строительства мостов и пригородных поселений, обеспечения населения газом, водой и электричеством. Помимо дотаций закон предполагал существенные налоговые послабления, а также предоставление «брачных ссуд» молодым парам в случае, если женщина отказывалась от профессиональной деятельности. В сентябре 1933 г. был принят второй «Закон о сокращении безработицы», призванный предотвратить сезонное сокращение занятости зимой 1933–1934 годов. Кроме того, летом 1935 г. была введена Имперская трудовая служба (Reichsarbeitsdienst, RAD), полугодовая трудовая повинность для молодых людей от 19 до 25 лет, которая предшествовала воинской службе. Трудовая служба решала сразу две задачи: снижала уровень безработицы и готовила будущих военнослужащих, прошедших школу национал-социалистического воспитания.

 

Рисунок 1. Безработица в Германии 1933–1937 гг., млн человек

Источник: Statistisches Jahrbuch für das Deutsche Reich, 1939/40.

К 1937 г. «битва за рабочие места», как любила называть политику занятости нацистская пропаганда, была выиграна: если в 1933 г. в Германии насчитывалось порядка 4,8 млн безработных, то к 1937 г. их число сократилось до 900 тысяч, что существенно ниже уровня 1928 г. В некоторых отраслях уже в 1935 г. отмечалась нехватка рабочей силы[31].

Однако количественные успехи политики отнюдь не компенсировали её качественных особенностей: рост занятости обеспечивался главным образом за счёт развития отраслей, на которые опиралась программа перевооружения, конъюнктурные программы предполагали использование интенсивного ручного труда вместо модернизации, что противоречило идее развития Рейха как самодостаточного индустриального государства. В мае 1933 г. национал-социалисты ликвидировали независимые профсоюзы, создав эрзац-корпорацию «Германский трудовой фронт» (Deutsche Arbeitsfront, DAF), поэтому интересы и права работников были представлены в той степени, в какой это было необходимо партии, и распределение рабочей силы между отраслями производилось в основном в принудительном порядке.

Говоря о заслугах Гитлера в преодолении экономического кризиса, неизменно вспоминают масштабные инфраструктурные проекты. Действительно, наиболее крупные государственные инвестиции были направлены в транспортную сферу (1,68 млрд рейхсмарок), жилищное строительство (1,24 млрд) и возведение общественных зданий (1 млрд). Главным достижением в этой области считается строительство немецкого автобана, ставшего символом возрождения и главным источником рабочих мест. Однако на деле там единовременно были заняты всего 130 тысяч человек; и идея его создания, и проект появились ещё в Веймарской республике, задолго до того, как Гитлер присвоил эту заслугу себе. 

В успехах нацистской Германии большую роль всегда играла умелая мифологизация, подтасовка и инсценировка, и здесь нужно отдать должное непревзойдённому уровню пропаганды Рейха, неизменно работавшей в тандеме с его репрессивной машиной.

 

Радикальная трансформация: экономические успехи?

 

Уместно ограничить анализ антикризисных мер 1936 г.: принятие «Четырёхлетнего плана», курс на автаркию, ужесточение экономического контроля и усиление внутреннего террора окончательно превратили германское народное хозяйство в инструмент национал-социалистического реванша. Но что же было действительно достигнуто за первые годы после захвата власти?

Чтобы объективно ответить на этот вопрос, нужно учесть несколько обстоятельств. Во-первых, к моменту прихода национал-социалистов к власти Германия уже прошла низшую точку кризиса, и такая индустриально развитая страна вскоре так или иначе начала бы восстанавливаться на фоне повышательной стадии конъюнктуры. Во-вторых, Гитлер использовал несколько готовых конъюнктурных программ, разработанных его предшественниками – фон Папеном и Шлейхером, в том числе программу восстановления занятости. В-третьих, достигнутые показатели не были такими уж поразительными: индекс промышленного производства в 1935 г. составлял 90 процентов от уровня 1928 г., почасовая ставка оплаты труда в 1936 г. насчитывала 77 процентов от ставки 1929 г.[32], недельный доход промышленного рабочего в 1938 г. не превышал 85 процентов от уровня 1929 г.[33], доля государственных расходов в ВВП в 1939 г. достигла 38 процентов (22,4 процента в 1925 г.)[34]. Победа над безработицей тоже не была столь однозначной: масштабная кампания первых лет служила главным образом легитимации режима, но на деле создание рабочих мест подчинялось главной цели – перевооружению, поэтому безработица гораздо быстрее и заметнее снижалась там, где располагались предприятия тяжёлой индустрии. То же можно сказать об инфраструктурных проектах: основное финансирование направлялось на сооружение стратегических объектов. В условиях строгого регулирования внешней торговли приоритет отдавался импорту сырья для отраслей, связанных с вооружением, ввоз сырья и готовой продукции для производства потребительских товаров резко сократился, как, впрочем, и само производство, которое уже не могло удовлетворить возросший потребительский спрос. Тотальное регулирование экономики, следовавшее политическим интересам NSDAP, породило целый ряд дисбалансов: структура экономики и рынок труда были подчинены целям милитаризации, проекты, связанные с синтезированием топлива и материалов в условиях импортозамещения, финансировались вне зависимости от их рентабельности, перевооружение осуществлялось в долг, политика автаркии провалилась, и единственным путём дальнейшего развития экономики стала зарубежная экспансия и захват ресурсов. Кроме того, трансформация социально-экономической модели, повсеместная картелизация и создание тяжеловесного и неэффективного бюрократического аппарата стали губительными для малого и среднего бизнеса.

Частичное восстановление хозяйственных показателей на фоне установления национал-социалистической диктатуры, уничтожения демократических институтов, милитаризации экономики и радикализации политики и общества, приведших к развязыванию бесчеловечной войны и многомиллионным жертвам, с трудом можно назвать «выходом из кризиса». Внутри этого восстановления уже зрело новое, куда более масштабное разрушение, которое, как оказалось, было необходимо Германии для осознанного завершения либеральной трансформации – как политической, так и экономической. На этапе Веймарской республики страна оказалась не готова к такому переходу, и Великая депрессия стала триггером, запустившим механизм его отторжения.

Автор выражает признательность участвовавшей в проекте студентке Алине Туровской за активную помощь в работе с источниками.

Трудный путь к дирижизму

Иван Простаков, Анна Барсукова

Франция позже других стран столкнулась с Великой депрессией, но справиться с ней не могла на протяжении почти целого десятилетия. Не только экономика, но и политическая и социальная жизнь страны пережили период тяжёлых испытаний, которые сомкнулись с событиями Второй мировой войны. Уроки кризисного времени извлекли уже по её окончании.

Подробнее

Сноски

[1]             Имеется в виду «золотая марка», Goldmark – обозначение денежной единицы, появившееся в Германской империи после 1914 г., чтобы отличать её от «бумажной марки», которая с началом Первой мировой войны начала обесцениваться, и многочисленных так называемых «нотгельдов» (Notgeld), выпускавшихся местными органами власти в связи с демонетизацией экономики.

[2]      См., например, Мёллер Х. Веймарская республика: опыт одной незавершённой демократии // М.: Российская политическая энциклопедия, 2010, с. 133.

[3]      Sennholz H.F. Age of Inflation // Western Islands, 1979. URL: https://mises.org/library/hyperinflation-germany-1914-1923

[4]      Eckert V. D., Zschäpitz H. Wie die Hyperinflation zum deutschen Trauma wurde, 2013. URL: https://www.welt.de/finanzen/article121878252/Wie-die-Hyperinflation-zum-deutschen-Trauma-wurde.html

[5]      Густав Штреземан – немецкий политический деятель, лидер Немецкой народной партии, рейхсканцлер и министр иностранных дел Веймарской республики.

[6]      Die Inflation, Michael Kunzel © Deutsches Historisches Museum, Berlin, 14. September 2014, LEMO, Lebendiges Museum. URL: https://www.dhm.de/lemo/kapitel/weimarer-republik/innenpolitik/inflation-1923.html.

[7]      С 1923 по 1930 гг. и с 1933 по 1939 гг. Ялмар Шахт занимал пост президента Рейхсбанка, с 1934 по 1937 гг.  был рейхсминистром экономики.

[8]      Термин «экономическое чудо» (Wirtschaftswunder) возник двумя десятилетиями позже, уже в ФРГ, так называют небывалый экономический подъём, последовавший за реформами Людвига Эрхарда, однако его используют и применительно к хозяйственным успехам Гитлера, называя NS-Wirtschaftswunder.

[9]      Осенью 1923 г. республика пережила две попытки вооружённого захвата власти – организованный Коммунистической партией Германии «Немецкий октябрь» и «Пивной путч» (Hitlerputsch) под руководством Адольфа Гитлера и Эриха Людендорфа.

[10]    «Боши заплатят за всё» – фраза, приписываемая премьер-министру Франции Жоржу Клемансо.

[11]    Statistisches Jahrbuch für das Deutsche Reich, 1872-1972, s. 191.

[12]    Informationen zur politischen Bildung (Heft 261) — Zwischen Festigung und Gefährdung 1924-1929 (2011), s. 38.

[13]    Statistisches Jahrbuch für das Deutsche Reich, 1932, s. 344.

[14]    Statistisches Jahrbuch für das Deutsche Reich, 1936, s. 334.

[15]    Reichstagswahlergebnisse und Mandate in der Weimarer Republik. URL: https://www.bundestag.de/resource/blob/190456/f8d637d1039a06a614cff0264f8b5d10/reichstagswahlergebnisse-data.pdf

[16]    Генрих Брюнинг – немецкий политик, представитель партии Центра, рейхсканцлер, министр иностранных дел Веймарской Республики.

[17]    VI. Die Sanierungspolitik des Kabinetts Brüning II. Das Bundesarchiv. URL: https://www.bundesarchiv.de/aktenreichskanzlei/1919-1933/0000/bru/bru1p/kap1_1/para2_7.html

[18]    Forstmeier F. Wirtschaft und Rüstung am Vorabend des Zweiten Weltkrieges, 1975, s. 67.

[19]    Keppler-Kreis (нем.) – созданная по инициативе Гитлера в 1932 г. «Исследовательская группа по экономическим вопросам», занимавшаяся разработкой экономических и финансовых программ для NSDAP. Группу возглавлял предприниматель Вильгельм Кепплер, в неё входило около двадцати банкиров, крупных аграриев, предпринимателей.

[20]    Proklamation der Reichsregierung an das deutsche Volk, 1. Februar 1933. URL: http://germanhistorydocs.ghi-dc.org/sub_document.cfm?document_id=3940&language=german

[21]    Reichsstand der Deutschen Industrie (нем.) – появилась в результате объединения Имперского союза немецкой промышленности и Союза немецких объединений работодателей.

[22]    Густав Крупп фон Болен унд Гальбах – немецкий дипломат и промышленник, председатель наблюдательного совета компании Friedrich Krupp AG.

[23]    Adolf-Hitler-Spende (нем.).

[24]    Gesetz zur Vorbereirung des organischen Aufbaus der deutschen Wirtschaft. URL: http://www.documentarchiv.de/ns/1934/wirtschaft_ges.html

[25]    Gesetz über die Einrichtung von Zwangskartellen. URL: http://www.verfassungen.de/de33-45/zwangskartelle33.htm

[26]    Magier des Geldes (нем.) – «финансовый волшебник» – это прозвище Шахт получил ещё в пору валютной реформы 1923 г., его автобиография, вышедшая в свет в 1966 г., называлась – «Магия денег» (Magie des Geldes, Schwund oder Bestand der Mark // Econ-Verlag, Düsseldorf, 1966).

[27]    Фрай Н. Государство фюрера: Национал-социалисты у власти: Германия, 1933–1945 // М.: Российская политическая энциклопедия, ГИИМ, 2009, с. 77.

[28]    Forstmeier F. Wirtschaft und Rüstung am Vorabend des Zweiten Weltkrieges, 1975, s. 85.

[29]    Der Neue Plan (нем.).

[30]    Gesetz zur Verminderung der Arbeitslosigkeit. URL: https://www.servat.unibe.ch/dns/RGBl_1933_I_323_G_Arbeitslosigkeit.pdf

[31]    Informationen zur politischen Bildung (Heft 266) — Wirtschaft und Gesellschaft unterm Hakenkreuz. URL: https://www.bpb.de/geschichte/nationalsozialismus/dossier-nationalsozialismus/39551/wirtschaft-und-gesellschaft?p=all

[32]    Forstmeier F. Wirtschaft und Rüstung am Vorabend des Zweiten Weltkrieges, 1975, s. 67.

[33]    Buchheim C. Das NS-Regime und die Überwindung der Weltwirtschaftskrise in Deutschland // VfZ 3/2008, Oldenbourg, 2008, s. 412. DOI 10.1524/vfzg.2008.0017.

[34]    Lindlar L. Das mißverstandene Wirtschaftswunder, 1997, s. 218.

Нажмите, чтобы узнать больше

ВЕЛИКАЯ ДЕПРЕССИЯ • Большая российская энциклопедия

  • В книжной версии

    Том 4. Москва, 2006, стр. 721

  • Скопировать библиографическую ссылку:


Авторы: В. Л. Мальков

США. Очередь в социальную столовую. 1931.

ВЕЛИ́КАЯ ДЕПРЕ́ССИЯ, тер­мин, ис­поль­зуе­мый для обо­зна­че­ния сис­тем­но­го (эко­но­мич., со­ци­аль­но­го, по­ли­тич.) кри­зи­са в США и стра­нах Зап. Ев­ро­пы в 1929–33. На­ча­лась по­сле «чёр­ной пят­ни­цы» – кра­ха ко­ти­ро­вок ак­ций на Нью-Йорк­ской бир­же 25.10.1929. В пе­ри­од В. д. пром. про­из-во 32 наи­бо­лее раз­ви­тых ка­пи­та­ли­стич. стран со­кра­ти­лось в ср. поч­ти на 38%, в т. ч. в США на 46%, в Гер­ма­нии на 41%, во Фран­ции на 32%, в Ве­ли­ко­бри­та­нии на 24%. Объ­ём с.-х. про­из-ва умень­шил­ся бо­лее чем на 30%, тор­го­во­го обо­ро­та – бо­лее чем на 60%. Сни­же­ние кур­сов ак­ций пром. ком­па­ний со­ста­ви­ло: в США – 87%, в Гер­ма­нии – 64%, во Фран­ции – 60%, в Ве­ли­ко­бри­та­нии – 48%. Про­изо­шли мас­со­вые бан­крот­ст­ва фирм, бан­ков, пред­при­ятий мел­ко­го и сред­не­го биз­не­са, фер­мер­ских хо­зяйств. Ко­лос­саль­ных раз­ме­ров дос­тиг­ла без­ра­бо­ти­ца (по офиц. дан­ным, в 1933 в про­мыш­ленно раз­ви­тых стра­нах на­счи­ты­ва­лось 30 млн. без­ра­бот­ных, в т. ч. в США – 14 млн.). Пау­пе­ри­за­ция на­се­ле­ния при­ве­ла к де­гу­мани­за­ции об­ще­ст­ва, рос­ту смерт­но­сти, чис­ла са­мо­убийств и пси­хич. за­бо­ле­ва­ний. Рез­ко уве­ли­чи­лась пре­ступ­ность. В ус­ло­ви­ях В. д. обо­ст­ри­лись со­ци­аль­ные про­ти­во­ре­чия, ши­ро­кий раз­мах при­об­ре­ли мас­со­вые дви­же­ния со­ци­аль­но­го про­тес­та, по­тер­пе­ли крах ли­бо в спеш­ном по­ряд­ке бы­ли ре­фор­ми­ро­ва­ны су­ще­ст­во­вав­шие по­ли­тич. ин­сти­ту­ты. Рез­ко воз­рос­ло влия­ние как ле­во­ра­ди­каль­ных, так и пра­во­ра­ди­каль­ных, на­цио­на­ли­стич. дви­же­ний и пар­тий, в Гер­ма­нии ус­та­но­ви­лась на­ци­ст­ская дик­та­ту­ра. Рас­строй­ство ми­ро­вых эко­но­мич. свя­зей, обо­ст­рив­шая­ся борь­ба за рын­ки сбы­та и ис­точ­ни­ки сы­рья, уси­ле­ние ре­ван­ши­ст­ских и «ре­ви­зио­ни­ст­ских» тен­ден­ций в по­ли­ти­ке це­ло­го ря­да стран, пре­ж­де все­го Гер­ма­нии и Япо­нии, по­дор­ва­ли вер­саль­ско-ва­шинг­тон­скую сис­те­му.

Для пре­одо­ле­ния кри­зи­са пра­ви­тель­ст­ва ве­ду­щих стран вы­ну­ж­де­ны бы­ли рас­ши­рить гос. вме­ша­тель­ст­во в эко­но­ми­ку, ис­поль­зуя ди­ри­жи­ст­ские ме­то­ды (см. Кейн­си­ан­ст­во), уве­ли­чить гос. рас­хо­ды на со­ци­аль­ные ну­ж­ды, а для борь­бы с без­ра­бо­ти­цей ши­ро­ко ис­поль­зо­вать прак­ти­ку об­ществ. ра­бот. Вы­ход из кри­зи­са в стра­нах За­па­да про­хо­дил очень не­рав­но­мер­но (в США его обес­пе­чил «но­вый курс» Ф. Д. Руз­вель­та), был за­мед­лен ре­цес­си­ей 1937–38. В. д. бы­ла в це­лом пре­одо­ле­на лишь с на­ча­лом во­ен­но-пром. бу­ма в 1939.

Великие мифы о Великой депрессии | Библиотека

Спустя восемьдесят лет после начала Великой депрессии ее оценки в научной литературе подверглись радикальному пересмотру. Десятилетиями в исторических трудах господствовало мнение о том, что к кризису привел свободный рынок, а Рузвельт спас страну благодаря политике «нового курса», однако сегодня все больше ученых приходит к обратным выводам. Распространенные заблуждения о причинах Великой депрессии разбирает в свой статье Лоуренс Рид.

Введение

О Великой депрессии 1929-1941 годов и ее воздействии на жизнь миллионов американцев написано множество томов. Историки, экономисты и политики продолжают искать «черный ящик», который позволит выяснить причину катастрофы. Увы, слишком многие из них прекращают поиски, по-видимому решив, что проще повторять чужие — ложные и вредоносные — выводы о событиях семидесятилетней давности. Как следствие, сегодня многие продолжают принимать необоснованную критику рыночного капитализма и поддерживать экономически деструктивную политику властей.

Насколько тяжела была Великая депрессия? За четыре года — с 1929 по 1933-й — объем производства на американских заводах, шахтах и электростанциях сократился более чем вдвое. Реальные доходы населения после уплаты налогов снизились на 28%. Стоимость ценных бумаг сократилась на 90% по отношению к максимальному уровню, достигнутому до краха. Число безработных американцев выросло с 1,6 миллионов в 1929 году до 12,8 миллионов в 1933-м. На пике депрессии безработные составляли четверть трудоспособного населения США, и впервые после окончания Гражданской войны в стране замаячил призрак мятежа.

«Весь ужас Великого краха состоит в том, что ему не найдено объяснения, — пишет экономист Алан Рейнолдс. — У людей осталось ощущение, что резкий экономический спад может произойти в любой момент, без предупреждения, без причины. Позже этот страх эксплуатировался как главное обоснование практически неограниченного вмешательства федерального правительства в экономические дела».

Старые мифы не умирают; они воспроизводятся в учебниках по экономике и политологии. Именно там, за редкими исключениями, вы столкнетесь с величайшим, пожалуй, мифом ХХ века: ответственность за Великую депрессию лежит на капитализме и рыночной экономике, и лишь вмешательство государства привело к экономическому оздоровлению Америки.

Современная сказка

Согласно этому упрощенному подходу Америку сокрушил и затянул в депрессию фондовый рынок, один из столпов капитализма. Президент Герберт Гувер, сторонник принципа laissezfaire, то есть невмешательства государства в экономику, отказывался использовать инструменты государственной власти, и в результате экономическое положение страны ухудшилось. Преемник Гувера Франклин Делано Рузвельт въехал на белом коне государственного вмешательства и направил страну к восстановлению. Вывод, казалось бы, очевиден: доверять капитализму нельзя; государство должно играть активную роль в экономике, чтобы спасти нас от неминуемого упадка.

Но те, кто распространяет эту версию истории, могли бы с таким же успехом увенчать свои рассуждения следующими словами: «Златовласка выбралась из леса, Дороти вернулась из Страны Оз в Канзас, а Красная Шапочка выиграла в нью-йоркскую лотерею». Ведь подобному объяснению депрессии место не в серьезных исследованиях по истории экономики, а в сборнике сказок.

Великая-превеликая депрессия

Для того, чтобы адекватно понять события того времени, с точки зрения фактов справедливо рассматривать Великую депрессию не как один, а как четыре последовательных спада, слившихся в один. Вот эти четыре «фазы»:

I. Монетарная политика и экономический цикл

II. Дезинтеграция мировой экономики

III. Новый курс

IV. Закон Вагнера

Первая фаза, прежде всего, объясняет, почему произошел крах 1929 года; остальные три показывают, как государственное вмешательство усугубило его и вызвало более чем десятилетний ступор в экономике. Рассмотрим каждую по очереди.

Фаза I: Экономический цикл

Великая депрессия была не первой депрессией в стране, хотя и оказалась самой продолжительной. Ей предшествовало еще несколько.

Общей чертой всех этих более ранних крахов было решительное вмешательство государства — часто в форме неэффективного, мотивированного политическими факторами управления денежными и кредитными потоками. Однако ни одна из этих депрессий не продолжалась дольше четырех лет, и большинство из них по времени укладывалось в два года. Катастрофа, начавшаяся в 1929 году, длилась, как минимум, втрое дольше любой из предшествующих американских депрессий, поскольку правительство усугубило свои первоначальные ошибки дополнительным вредоносным вмешательством.

Провал государства в области монетарной политики

Популярное объяснение краха фондового рынка в 1929 году строится на критике привлечения заемных средств для покупки ценных бумаг. Авторы многих исторических исследований беззаботно заявляют, что безудержная спекуляция акциями была связана с использованием слишком большого кредитного плеча. Но Джин Смайли (Smiley), экономист из Университета Маркет (Marquette University), объясняет в своей книге 2002 года «Переосмысление Великой депрессии» (Rethinking the Great Depression), почему это наблюдение нельзя назвать плодотворным:

К тому времени уже имелся немалый опыт использования кредитного плеча, и в конце 20-х годов маржинальные требования (отношение собственных средств к заемным) были не ниже, чем в начале 20-х или в предшествующие десятилетия. Более того, осенью 1928 года маржинальные требования начали повышаться, и заемщики должны были оплачивать наличными большую часть стоимости приобретаемых акций.

Так что, аргумент о кредитном плече не выдерживает критики. Однако манипуляции с денежными и кредитными потоками совсем другое дело.

Большинство экономистов-монетаристов — в особенности представители «австрийской школы» — отмечают тесную взаимосвязь между денежным потоком и экономической деятельностью. Когда государство производит денежные и кредитные вливания, процентные ставки сперва падают. Компании инвестируют эти «легкие деньги» в новые проекты в сфере производства, и на товарном рынке происходит бум. По мере стабилизации положения издержки на ведение бизнеса растут, процентные ставки корректируются в сторону увеличения, а прибыли снижаются. Таким образом, эффект «легких денег» сходит на нет, а денежные власти, опасаясь ценовой инфляции, замедляют рост предложения денег или вовсе сокращают его. В любом случае, этих манипуляций достаточно для того, чтобы лишить экономический карточный домик его шаткого основания.

Одну из интересных интерпретаций действий Федеральной резервной системы накануне краха 1929 года мы найходим в книге экономиста Мюррея Ротбарда «Великая депрессия Америки». Пользуясь сложным критерием, включающим в себя, помимо прочего, такие факторы, как валютные, бессрочные и срочные вклады, он подсчитал, что с середины 1921 по середину 1929 года ФРС раздула денежное предложение более, чем на 60%. По мнению Ротбарда, такое увеличение денежных и кредитных потоков привело к снижению процентных ставок, вывело показатели фондового рынка на небывалые высоты и породило феномен «бурных двадцатых».

Безудержный рост денежно-кредитной массы стал тем, что экономист Бенджамин Андерсон назвал «началом «нового курса»» — так именуется широко известная интервенционистская политика, которая проводилась впоследствии при президенте Франклине Рузвельте. Однако другие ученые сомневаются в том, что этот шаг ФРС стал причиной инфляции, и указывают на относительно стабильные цены на сырьевые и потребительские товары в 1920-е, что, по их мнению, свидетельствует о том, что монетарная политика была не такой уж безответственной.

Безусловно, значительное снижение высокой ставки подоходного налога при Кулидже помогло экономике и, возможно, сгладило ценовой эффект политики ФРС. Сокращение налогов стимулировало инвестиции и реальный экономический рост, что, в свою очередь, привело к новым технологическим прорывам и предпринимательским находкам в плане удешевления производства. Несомненно, взрывообразный рост производительности труда оказал стабилизирующее влияние на цены, которые иначе были бы выше.

Говоря о политике ФРС, экономисты-рыночники, расходящиеся в оценках масштаба монетарной экспансии ФРС в начале и середине 1920-х годов, единодушны относительно того, что произошло вслед за ней: в конце десятилетия началось резкое сокращение денежной массы, и ответственность за это нес Центральный банк. Действия федеральных властей в ответ на начинавшуюся рецессию лишь привели к ее усугублению.

На дне

В 1928 году Федеральная резервная система уже вовсю повышала процентные ставки и перекрывала денежные потоки. Например, ее учетная ставка (под нее ФРС выдает кредиты банкам-участникам) повышалась с января 1928 года по август 1929-го четыре раза, с 3,5% до 6%. Центральный банк предпринял дальнейшие дефляционные шаги, продавая государственные ценные бумаги в течение нескольких месяцев после краха фондового рынка. В следующие три года денежное предложение сократилось на 30%. Позже, пока во всех секторах экономики рушились цены, политика ФРС привела к резкому росту реальных процентных ставок (привязанных к инфляции).

Самая полная хроника монетарной политики этого периода содержится в классическом труде нобелевского лауреата Милтона Фридмана и его коллеги Анны Шварц «Монетарная история Соединенных Штатов, 1867-1960».

Фридман и Шварц убедительно показывают, что сокращение денежной массы в стране на треть с августа 1929 года по март 1933-го стало гигантским тормозом для экономики и было, в первую очередь, результатом чудовищной некомпетентности ФРС. После того, как в октябре 1928 года скончался Бенджамин Стронг (Strong), влиятельный банкир, возглавлявший нью-йоркский банк ФРС, Федеральная резервная система осталась без компетентного руководства — и тем самым плохая политика стала еще хуже.

Поначалу только самые прозорливые финансисты типа Бернарда Барука (Baruch) и Джозефа Кеннеди (Kennedy), наблюдавшие за изменениями денежной массы и прочими шагами государства, поняли, что скоро начнутся проблемы. Ведь Барук еще в 1928 году начал продавать акции и покупать облигации и золото; так же поступал и Кеннеди, комментируя, что «только дурак покупает доллары на пике».

Наконец, и массы инвесторов осознали, что в ФРС происходит что-то не то, и тогда началась паника. В статье U.S. News & World Report, посвященной 50-й годовщине падения фондового рынка, это было описано следующим образом:

На самом деле, Великий крах вовсе не был делом одного дня, несмотря на частые упоминания о «черном четверге», 24 октября, и «черном вторнике» следующей недели. Уже 5 сентября рынок акций был слаб при большом объеме торгов, хотя за два дня до этого показал новый максимум. Снижение в первых числах октября было названо «целесообразной корректировкой». Wall Street Journal, предсказывая осеннее оживление, отмечала, что «одни акции растут, другие падают».

Потом, 3 октября произошло наибольшее падение акций с начала года. Началось предъявление маржинальных требований; некоторые трейдеры встревожились. Но на следующий день цены вновь выросли и две недели были относительно стабильны.

Настоящее бедствие началось в среду, 23 октября. Один наблюдатель назвал происходившее «Ниагарским водопадом банкротств». Шесть миллионов акций перешли из рук в руки. Индекс Dow Jones Industrial Average упал на 21 пункт. «Завтра будет разворот», — говорили брокеры друг другу. По их словам, котировки опустились до «необоснованно низкого» уровня.

Но на следующий день, в «черный четверг», акции распродавались еще активнее… тикер показывал падение более пяти часов подряд, и, снижение котировок прекратилось только в 19:08.

На своем пике акции, входящие в расчет индекса Dow Jones Industrial Average, стоили в 19 раз дороже годовой прибыли компаний — дороговато, но не настолько, чтобы аналитики фондового рынка сочли это признаком чрезмерной спекуляции. Перекосы в экономике, вызванные монетарной политикой ФРС, поставили страну на путь рецессии, но дальнейшие меры государства превратили рецессию в полномасштабную катастрофу. Пока рушились котировки, Конгресс играл с огнем: утром «черного четверга» газеты сообщали, что в Капитолии берут верх силы, выступающие за повышение комиссионных сборов за совершение сделок с ценными бумагами.

Крах фондового рынка был лишь отражением, а не непосредственной причиной деструктивной государственной политики, которая, в конечном итоге, спровоцировала Великую депрессию: взлеты и падения рынка происходили почти синхронно с действиями ФРС и Конгресса. А то, что они творили в 1930-е годы, можно смело записать в разряд величайших глупостей мировой истории.

Приятель, двадцать миллионов не одолжишь?

Мичиган пострадал от «черного четверга» больше, чем почти любой другой штат. Акции автомобильных и добывающих компаний упали до катастрофически низких отметок. В 1929 году автомобильная промышленность поставила исторический рекорд, произведя более 5 миллионов машин, а уже в 1930-м объем производства упал до 2 миллионов. К 1932 году — примерно на нижней точке Депрессии — он упал еще на два миллиона до 1 331 860 — на целых 75% относительно пика 1929 года.

Крах 1929 года тяжело ударил по инвесторам всего мира, включая многих известных людей. Среди них был Уинстон Черчилль. До краха он инвестировал большие средства в американские ценные бумаги. Позже лишь писательские способности и положение в правительстве позволили ему восстановить состояние.

Кларенс Бердсай (Birdseye), один из родоначальников индустрии замороженных продуктов, продал свой бизнес за 30 миллионов и вложил все свои деньги в акции. Он потерял все.

Уильям Дюран (Durant), основатель General Motors, потерял на фондовом рынке 40 миллионов и оказался фактически нищим. (Сама GM в годы Депрессии сумела сохранить положительный баланс под руководством Альфреда Слоуна (Sloan) с его политикой снижения издержек.)

Фаза II: Дезинтеграция мировой экономики

Хотя современный миф утверждает, что свободный рынок в 1929 году «самоуничтожился», основным виновником бедствия было государство. Если бы этот крах был похож на предыдущие, то трудные времена закончились бы через два, максимум три года, а то и еще раньше. Но поразительно неумелые действия правительства продлили несчастье еще на 10 лет.

В 1930 году средний уровень безработицы достиг нестрашной по меркам рецессии отметки в 8,9% против 3,2% в 1929-м. Затем он начал резко расти и в 1933-м достиг пика в 25%. Вплоть до марта 1933 года президентом был Герберт Гувер, человек, которого часто называют сторонником невмешательства государства к экономику, принципа laissez-faire.

«Самая нерачительная администрация в истории»

Действительно ли Гувер разделял философию свободного рынка и отстаивал принцип «руки прочь от экономики»? Его противник на выборах 1932 года Франклин Рузвельт так не считал. Во время кампании Рузвельт жестко критиковал Гувера за излишние расходы и чрезмерное налогообложение, увеличение внутреннего долга, удушение торговли и создание армии безработных. Он обвинял президента в «бездумном и экстравагантном» расходовании средств, в стремлении «как можно скорее сконцентрировать контроль в Вашингтоне» и руководстве «самой нерачительной администрацией мирного времени в истории». Кандидат в вице-президенты Джон Нэнс Гарнер (Garner) заявлял, что Гувер «ведет страну на путь социализма». Вопреки тому, что принято думать о Гувере, Рузвельт и Гарнер были абсолютно правы.

Коронной глупостью администрации Гувера был тариф Смута-Хоули (Smoot-Hawley Tariff), принятый в июне 1930 году. Он стал дополнением тарифа Фордни-Маккамбера (Fordney-McCumber) 1922 года, который в предыдущее десятилетие привел к кризису американское сельское хозяйство. Тариф Смута-Хоули, самый протекционистский закон в истории США, фактически закрыл границы для иностранных товаров и спровоцировал ожесточенную торговую войну. Масштабы последствий описывает профессор Барри Поулсон (Poulson):

По этому закону были повышены тарифы на целый ряд товаров, подлежащих обложению таможенными пошлинами; например, пошлины на сельскохозяйственную продукцию были повышены в среднем с 20 до 34%; на алкогольную продукцию — с 36 до 47%; на шерсть и изделия из шерсти — с 50 до 60%. В общей сложности было резко повышено 887 тарифов, а список товаров, подлежащих обложению пошлинами, был расширен до 3218 пунктов. Важнейшей особенностью тарифа Смута-Хоули было то, что пошлины рассчитывались в конкретной денежной сумме, а не в проценте от цены. Когда в ходе Великой депрессии цены упали вдвое, фактическая ставка удвоилась, тем самым усилив протекционистский характер закона.

Тариф Смута-Хоули имел не только глубокий, но и широкий характер, поскольку применялся к огромному множеству товаров. До его принятия настенные часы облагались 45%-ной пошлиной; закон повысил ее до 55% плюс еще 4,50 долларов за единицу товара. Пошлины на зерновые были повышены примерно вдвое. Были введены пошлины даже на кислую капусту — впервые в истории. Товаров, не облагавшихся пошлинами, осталось совсем мало — и среди них, как ни странно, — пиявки и скелеты (один острослов ехидно заметил, что это, возможно, была политическая подачка Американской медицинской ассоциации).

Пошлины на льняное масло, вольфрам и казеин ударили, соответственно, по американской лакокрасочной, сталелитейной и бумажной промышленности. По закону Смута-Хоули были введены пошлины более чем на 800 комплектующих, используемых в автомобильной промышленности. На фабриках по производству дешевой одежды из импортной регенерированной шерсти работало 60 000 человек — большая их часть осталась без работы после повышения пошлины на регенерированную шерсть на 140%.

Чиновники из администрации и Конгресса были уверены, что повышение торговых барьеров вынудит американцев покупать больше отечественных товаров, и это, наконец, решит проблему безработицы. Но они, по-видимому, не знали важного принципа международной торговли: торговля — это улица с двусторонним движением; если иностранцы не могут продать свои товары у нас, то они не могут заработать доллары, которые нужны им для того, чтобы покупать наши товары. Иными словами, государство не может перекрыть импорт, не перекрыв параллельно экспорт.

Око за око

Резкое повышение пошлин по Закону Смута-Хоули ударило по иностранным компаниям и их работникам, и вскоре иностранные государства установили собственные торговые барьеры. Поскольку им стало гораздо труднее продавать свои товары на американском рынке, они урезали импорт американских товаров. Особенно пострадало сельское хозяйство США. Росчерком президентского пера американские фермеры потеряли почти треть своих рынков. Падение цен на сельхозпродукцию повлекло за собой банкротство десятков тысяч фермеров. Если в 1929 году бушель пшеницы стоил 1 доллар, то в 1932-м — всего 30 центов.

В условиях сельскохозяйственного коллапса разорилось рекордное число провинциальных банков, а вместе с ними — сотни тысяч их клиентов. В 1930-1933 годах в Соединенных Штатах закрылось девять тысяч банков. Фондовый рынок, в значительной мере восстановивший позиции, потерянные после «черного четверга», упал на 20 пунктов в тот день, когда Гувер подписал Закон Смута-Хоули, и падал почти безостановочно следующие два года. (Пик рынка, судя по индексу Dow Jones Industrial Average, был достигнут 3 сентября 1929 года — 381 пункт. Минимальное значение за 1929 год — 198 — было достигнуто 13 ноября, затем, к апрелю 1930 года, индекс вырос до 294. Пока в июне законопроект был на рассмотрении Гувера, вновь началось падение, продолжавшееся вплоть до 41 пунктов двумя годами позже. До 381 пунктов индекс Dow Jones вновь вырастет лишь через четверть столетия.)

Сокращение мировой торговли, вызванное тарифными войнами, стало одной из предпосылок Второй мировой войны, которая началась несколько лет спустя. В 1929 году другие страны были должны гражданам США 30 миллиардов долларов. Веймарская республика с трудом выплачивала огромные репарации, наложенные на нее грабительским Версальским договором. Когда из-за пошлин иностранные бизнесмены практически лишились возможности продавать свои товары на американском рынке, бремя их долгов стало значительно тяжелее, и это воодушевило таких демагогов, как Адольф Гитлер. «Когда границы закрываются для товаров, их открывают армии», предупреждает старая горькая истина.

Свободные рынки или бесплатные обеды?

Одного Закона Смута-Хоули достаточно, чтобы покончить с мифом о том, что Гувер был убежденным сторонником свободного рынка, но на этом история интервенционистских ошибок его администрации не кончается. В течение месяца после краха фондового рынка он проводил совещания с ведущими бизнесменами, пытаясь вынудить их сохранять зарплаты на искусственно завышенном уровне, невзирая на падение как доходов, так и цен. В 1929-1933 годах потребительские цены упали почти на 25%, в то время как зарплаты в номинальном выражении снизились всего на 15% — в реальном выражении это означало существенное повышение оплаты труда, что является одним из важных компонентов издержек на ведение бизнеса. Как отмечает экономист Ричард Эбелинг, «политика «высоких зарплат», проводившаяся администрацией Гувера и профсоюзами… привела лишь к удорожанию рабочей силы и новому витку безработицы».

Гувер резко увеличил расходы государства на субсидии и программы вспомоществования. Всего за год — с 1931 по 1932-й — доля федерального правительства в ВНП повысилась с 16,4 до 21,5%. Сельскохозяйственная бюрократия Гувера выделяла сотни миллионов долларов производителям пшеницы и хлопка, хотя новые тарифы опустошили их рынки. Его Корпорация финансирования реконструкции (Reconstruction Finance Corporation) бездумно раздавала миллиарды долларов на субсидии для бизнеса. Рексфорд Гай Тагвелл (Tugwell), один из архитекторов политики Рузвельта в 30-е годы, объяснял несколько десятилетий спустя: «Тогда мы в этом не признавались, но практически весь «новый курс» был экстраполяцией программ, начатых Гувером».

Поначалу Гувер снизил налоги для самых бедных американцев, но, как подчеркивают Лэрри Швайкарт и Майкл Аллен в своем монументальном труде «История Соединенных Штатов с точки зрения патриота: от великого открытия Колумба до войны с террором», он «не предложил стимулов инвестировать в новые заводы для создания рабочих мест». Он даже обложил налогом банковские чеки, что «ускорило снижение доступности денег, поскольку людям стало невыгодно выписывать чеки».

В сентябре 1931 года, когда предложение денег сократилось, а экономику шатало под воздействием Закона Смута-Хоули, ФРС произвела крупнейшее повышение своей процентной ставки в истории. За четыре года объем банковских вкладов сократился на 15%, и всю первую половину 1932 года продолжалось масштабное дефляционное сокращение денежной массы.

Но высокие пошлины, огромные субсидии и дефляционная монетарная политика — это еще не все ошибки администрации Гувера. В 1932 году Конгресс принял, а Гувер подписал Закон о прибыли (Revenue Act). То было крупнейшее в истории повышение налога в мирное время: подоходный налог увеличился вдвое. На самом деле, для налогоплательщиков с самым высоким уровнем доходов он повысился более чем в два раза — с 24 до 63%. Были снижены налоговые вычеты, отменены налоговые льготы по трудовому доходу, повышены корпоративные налоги и налоги на недвижимость, введены новые налоги на подарки, бензин и автомобили, а кроме того, резко повышены почтовые тарифы.

Может ли серьезный ученый, проанализировав масштабное вмешательство администрации Гувера в экономику, на голубом глазу заявить, что вина за его неминуемые разрушительные последствия лежит на свободном рынке? Швайкарт и Аллен частично подсчитали нанесенный ущерб:

К 1933 году эта комедия ошибок породила чудовищные цифры: уровень безработицы в стране вырос до 25%, но по отдельным городам статистика вообще казалась непостижимой. Из Кливленда сообщали, что безработные составляют 50% рабочей силы; Толедо — 80%; по некоторым штатам уровень безработицы превышал 40%. Обоюдоострый меч — снижение прибыли и увеличение числа заявок на пособие по безработице — сделал свое дело: многие муниципалитеты оказались на грани разорения. В Нью-Йорке закрылись школы, а долг перед чикагскими учителями составил около 20 миллионов долларов. Многие частные школы вообще разорились. Исследование, проведенное по заказу правительства, показало, что к 1933 году закрылось около полутора тысяч колледжей, а продажи книг буквально рухнули. За целый год библиотечная система Чикаго не приобрела ни одной книги.

Фаза II: Новый курс

На президентских выборах 1932 года Франклин Делано Рузвельт разгромил своего соперника, действующего президента Герберта Гувера, набрав 472 голоса выборщиков против 59. Авторы платформы Демократической партии, список которой возглавлял Рузвельт, провозглашали: «Мы убеждены, что партийная платформа — это пакт, заключаемый с народом, и что партия, получившая бразды правления, обязана свято и нерушимо его соблюдать». Они призывали сократить на 25% расходы федерального правительства, сбалансировать федеральный бюджет, сохранять обеспеченность денег золотом «при любых обстоятельствах», вывести государство из тех сфер, в которых должно господствовать частное предпринимательство, и покончить с «экстравагантностью» сельскохозяйственных программ Гувера. Все это обещал кандидат Рузвельт, но президент Рузвельт не сделал ничего подобного.

4 марта 1933 года, когда состоялась инаугурация Рузвельта, в Вашингтоне царили страх и оптимизм — страх перед тем, что экономика может не восстановиться, а оптимизм — по поводу того, что новый и решительный президент что-то изменит. Настроения, царившие в обществе в то время, когда он формировал новую администрацию, хорошо выразил юморист Уилл Роджерс (Rogers): «С ним вся страна — лишь бы он что-нибудь сделал. Если бы он сжег Капитолий, то мы бы все радовались и говорили: вот видите, из искры возгорелось пламя».

«Бояться нечего, кроме самого страха»

Рузвельт, действительно, кое-что изменил, но это были, видимо, не те перемены, на которые надеялась страна. Он сделал ошибку уже в самом начале, когда в своей инаугурационной речи заявил, что в Депрессии виноваты «недобросовестные менялы». Он ничего не сказал о роли неумелых действий ФРС и лишь мельком упомянул о безответственных шагах Конгресса, ставших одной из причин краха. В результате его усилий экономика находилась в депрессии до конца десятилетия. Воспользовавшись изречением писателя XIX века Генри Дэвида Торо (Thoreau), Рузвельт заявил в своем инаугурационном выступлении: «Нам нечего бояться, кроме самого страха». Но, как объясняет доктор Ханс Сеннхольц из Grove City College, на самом деле, у американцев были все причины опасаться будущей политики Рузвельта:

В свои первые сто дней он принял суровые меры по ограничению прибыли. Вместо ликвидации барьеров для роста благосостояния, воздвигнутых его предшественником, он создал собственные. Он всячески ослаблял позиции американского доллара путем его количественных увеличений и качественных ухудшений. Он конфисковал золото у населения и вслед за этим девальвировал доллар на 40%.

Раздосадованный и возмущенный тем, что Рузвельт столь скоро и основательно отступил от программы, с которой он шел на выборы, директор Бюджетного бюро Льюис Дуглас (Douglas), ушел в отставку, проработав в этой должности всего год. Выступая в мае 1935 года в Гарварде, Дуглас четко заявил, что Америка стоит перед судьбоносным выбором:

Что предпочтем мы, граждане великой страны, — покориться деспотизму бюрократии, контролирующей каждый наш шаг, разрушающей завоеванное нами равенство, превращающей нас в нищих рабов государства? Или держаться тех свобод, за которые человек боролся более тысячи лет? Важно понимать масштаб стоящего перед нами вопроса… Если мы не выбираем тиранию бюрократии, которая контролирует нашу жизнь, разрушает прогресс, снижает уровень жизни… то разве функцией федерального правительства в демократическом государстве не должно быть ограничение своей деятельности тем, с чем может адекватно работать демократия — например, обороной страны, поддержанием правопорядка, охраной жизни и собственности, недопущением мошенничества и защитой рядовых граждан от влиятельных кругов, обладающих особыми правами и интересами?

Новый фарс

Кризис охватил банковскую систему 4 марта 1933 года, когда новый президент вступил в должность. Идеей Рузвельта закрыть банки и объявить 6 марта «банковские каникулы» (которые фактически закончились лишь девять дней спустя) его апологеты восторгаются по сей день, называя его решительным и необходимым шагом. Однако Фридман и Шварц четко показывают, что это «лекарство» было «хуже самой болезни». Тариф Смута-Хоули и монетарная авантюра ФРС были главными виновниками создания того положения, которое дало Рузвельту предлог временно лишить вкладчиков их сбережений, а банковские каникулы не решили проблему. «Более 5000 банков, работавших на момент объявления каникул, не открыли свои двери после их окончания, а 2000 из них закрылись навсегда», — сообщают Фридман и Шварц.

В 2003 году вышла в свет великолепная книга экономиста Джима Пауэлла из Института Катона — «Безрассудство ФДР: Как Рузвельт и его «новый курс» продлили Великую депрессию». Автор подчеркивает, что «почти все обанкротившиеся банки работали в тех штатах, где действовали законы о бесфилиальной системе» — эти законы запрещали банкам открывать филиалы и, тем самым, диверсифицировать свои портфели и снижать риски. «Хотя в Соединенных Штатах с их законами о бесфилиальной системе обанкротились тысячи банков, в Канаде, где банковские филиалы были разрешены, не произошло ни одного банкротства…». Странно, что критики капитализма, называющие рынок виновником Депрессии, никогда не упоминают этого факта.

Конгресс дал президенту полномочия сперва изымать золотые монеты у американских граждан, а затем устанавливать фиксированную цену на золото. Однажды утром, когда Рузвельт ел в постели яичницу, они с министром финансов Генри Моргентау решили изменить золотое содержание доллара. Оценив все варианты, Рузвельт остановился на повышении цены унции золота на 21 цент, потому что это было «счастливое число». Моргентау писал в своем дневнике: «Если бы какой-нибудь человек узнал, как мы установили золотое содержание доллара путем сочетания счастливых чисел, то, думаю, он был бы в шоке». Кроме того, Рузвельт единолично торпедировал Лондонскую экономическую конференцию 1933 года, которая созывалась в ответ на просьбу других крупных стран снизить тарифы и восстановить золотой стандарт.

К началу 1930 года Вашингтон и его бесшабашный центральный банк уже пропустили золотой стандарт через мясорубку. Отказавшись от него, Рузвельт ликвидировал почти все остававшиеся препятствия безудержной валютной и кредитной экспансии, за которую позже страна будет расплачиваться обесцениванием валюты. Хорошо выразился сенатор Картер Гласс (Glass), предупреждавший Рузвельта в начале 1933 года: «Это позор, сэр. Великое государство с большим золотым запасом нарушает свои обещания платить золотом вдовам и сиротам, которым оно продавало свои облигации, обязуясь платить золотой монетой по существующему курсу. Оно нарушает обещание обеспечивать бумажные монеты золотом по существующему курсу. Это позор, сэр».

Рузвельт, заставивший граждан сдать золото, вернул оживление в американские бары и гостиные. В свое второе воскресенье в Белом доме он заметил за ужином: «А теперь бы неплохо выпить пива». В тот же вечер он набросал обращение к Конгрессу с просьбой отменить «сухой закон». Палата представителей приняла соответствующее решение во вторник, Сенат одобрил его в четверг, а до конца года его ратифицировало достаточное число штатов для того, чтобы Двадцать первая поправка стала частью Конституции. Один наблюдатель, комментируя столь примечательный поворот событий, отметил, что, если бы в начале 1933 года по улице шли два человека — один с золотой монетой в кошельке, а другой — с бутылкой виски в кармане, то человек с монетой считался бы добропорядочным гражданином, а человек с бутылкой — преступником. Через год они поменялись ролями.

В первый год «нового курса» Рузвельт предложил потратить 10 миллиардов долларов, хотя [государственные] доходы составляли всего 3 миллиарда. В 1933-1936 годах государственные расходы выросли более, чем на 83%. Внутренний долг увеличился на 73%.

В 1935 году Рузвельт уговорил Конгресс создать систему социальной защиты (Social Security), а в 1938-м — впервые в истории страны ввести минимальный размер заработной платы. Хотя широкая общественность по сей день ставит эти меры ему в заслугу, у многих экономистов на это иная точка зрения. В результате принятия закона о минимальном размере заработной платы многие неопытные, молодые, неквалифицированные и социально незащищенные работники становятся не по карману работодателю. (По некоторым оценкам, положения о минимальной оплате труда, принятые в 1933 году в рамках еще одного закона, оставили без работы около 500 000 чернокожих.). А современные исследования и оценки показывают, что система соцзащиты превратилась в такой кошмар, что придется либо приватизировать ее, либо поднять до космических высот и без того высокие налоги, при помощи которых она поддерживается на плаву.

Рузвельт добился принятия Закона о регулировании сельского хозяйства (ААА), по которому сельхозпроизводители были обложены новым налогом, а полученная прибыль пошла на проведение мероприятий по уничтожению ценных сельскохозяйственных культур и здорового скота. Под наблюдением федеральных агентов запахивались отличные хлопковые, пшеничные и кукурузные поля, причем мулы не могли взять в толк, зачем их гонят по посевам, ведь их учили шагать между бороздами. Резали здоровых коров, овец и свиней, а туши скидывали в ямы. Министр сельского хозяйства Генри Уоллес лично распорядился зарезать 6 миллионов поросят до того, как они вырастут до нормального размера. Кроме того, администрация впервые стала платить фермерам за то, чтобы они вообще не работали. Даже если Закон о регулировании сельского хозяйства и помог фермерам, сократив предложение и подняв цены, это было достигнуто за счет миллионов других людей, которым пришлось платить эти цены или сокращать свой рацион.

Синие орлы, красные утки

Пожалуй, самым радикальным аспектом «нового курса» стал принятый в июне 1933 года Закон о возрождении национальной промышленности, в соответствии с которым была создана крупная бюрократическая структура, названная Национальной администрацией по экономическому восстановлению (NRA). NRA заставила объединиться в санкционированные государством картели большую часть промышленных предприятий. Кодексы, регулировавшие цены и условия продаж, вскоре так трансформировали значительную часть американской экономики, что она начала напоминать какую-то фашистскую структуру, а NRA финансировалась за счет налогов с тех самых предприятий, которые она контролировала. По оценкам некоторых экономистов, NRA повысила издержки на ведение бизнеса в среднем на 40% — вряд ли это было нужно для восстановления экономики, переживавшей депрессию.

Экономический эффект NRA был мощным и проявился немедленно. В течение пяти месяцев до принятия закона были очевидны признаки восстановления: число рабочих мест в промышленности и фонд заработной платы увеличились, соответственно, на 23 и 35%. Потом появилась NRA, сократившая рабочий день, повысившая в произвольном порядке зарплаты и создавшая новые издержки для предпринимательской деятельности. За шесть месяцев после вступления закона в силу промышленное производство сократилось на 25%. «Создание NRA не было мерой, направленной на возрождение экономики, — совсем наоборот, — пишет Бенджамин Андерсон. — За весь период NRA уровень промышленного производства не вернулся до тех отметок, на которых он был в июле 1933 года, до создания NRA».

Руководителем NRA Рузвельт назначил генерала Хью Джонсона по прозвищу «Железные штаны», краснощекого грубияна и страстного поклонника итальянского диктатора Бенито Муссолини. «Да смилуется Всемогущий Бог над всяким, кто попытается помешать Синему Орлу», — гремел Джонсон (синего орла, официальный символ NRA, один сенатор с иронией называл «советской уткой»). Тем, кто отказывался подчиняться правилам NRA, Джонсон лично угрожал публичным бойкотом и обещал «дать в нос».

Всего было создано более пятисот кодексов NRA «по производству всевозможной продукции — от громоотводов до корсетов и бюстгальтеров — и охватывавших более 2 миллионов работодателей и 22 миллионов рабочих». Существовали кодексы о производстве средств для укрепления волос, пово дков для собак и даже музыкальных комедий. Портной из Нью-Джерси по имени Джек Мэджид (Magid) был арестован и посажен в тюрьму за то, что брал за утюжку комплекта одежды 35 центов вместо 40, как предписывал «Кодекс портного», введенный по инициативе NRA.

В книге «Миф Рузвельта» историк Джон Флинн описывает, как сторонники NRA вели свои «дела»:

NRA обнаружила, что не может провести в жизнь свои правила. Укреплялся черный рынок. Добиться выполнения норм можно было только самыми жестокими полицейскими методами. В швейной промышленности — вотчине [видного деятеля американского профсоюзного движения] Сидни Хиллмана — кодексы внедряли при помощи спецподразделений. Они рыскали по швейному району, как штурмовики. Они могли ворваться на фабрику, выгнать хозяина, выстроить сотрудников в шеренгу, быстро их допросить и забрать бухгалтерские книги. Ночная работа была запрещена. Летучие отряды этих «швейных полицейских» проходили по району ночью, стучали в двери топорами, ища тех, кто осмелился сшить пару брюк в ночной час. Но чиновники, ответственные за проведение кодексов в жизнь, говорили, что без этих жестких методов не удалось бы добиться их соблюдения, потому что общественность их не поддерживала.

Алфавитные комиссары

Затем Рузвельт подписал закон о резком повышении налогов для граждан с высокими доходами и повысил на 5% налог на дивиденды корпораций. В 1934 году он добился еще одного повышения налогов. Фактически, в следующие 10 лет увеличение налогообложения стало излюбленной политикой Рузвельта, кульминацией которой было введение максимальной ставки подоходного налога в 90%. Сенатор Артур Ванденберг (Vandenberg) от Мичигана, выступавший против многих инициатив в рамках «нового курса», резко критиковал политику Рузвельта по масштабному повышению налогов. Он говорил, что оздоровление экономики нельзя провести, следуя социалистическому представлению о том, что Америка «может поднять нижнюю треть», опустив «верхние две трети». Кроме того, Ванденберг осуждал Конгресс за «капитуляцию перед алфавитными комиссарами [имеются в виду представители десятков новых ведомств, названия которых начинались практически на все буквы алфавита; слово «комиссары» (commissars) — намек на сходство с советскими порядками], которые глубоко убеждены в том, что американский народ необходимо ради его же спасения подчинить диктату могущественных начальников».

Алфавитные комиссары легко и охотно тратили средства налогоплательщиков. Именно их имел в виду влиятельный журналист и социальный критик Альберт Джей Нок, называя «новый курс» «общенациональной, проводимой государством мобилизацией бессмысленного фиглярства и бесцельного волнения».

Рузвельтовское Управление общественных работ (CWA) нанимало актеров давать бесплатные представления и библиотекарей — каталогизировать архивы. Оно даже платило ученым за изучение истории английской булавки, поручило ста вашингтонским рабочим патрулировать улицы с воздушными шарами, чтобы не подпускать скворцов к общественным зданиям, и оплачивало труд по охоте на перекати-поле в ветреные дни.

Осенью 1933 года, когда создавалось Управление общественных работ, предполагалось, что эта программа просуществует недолго. В своем обращении к нации Рузвельт заверил Конгресс в том, что любая подобная программа будет действовать не больше года. «Федеральное правительство, — заявил президент, — должно прекратить заниматься пособиями, и непременно прекратит. Я совсем не хочу, чтобы жизненная энергия нашего народа и дальше ослаблялась раздачей денег, пайков, общественными работами по стрижке газонов, сбору листьев и бумажек в городских парках». Руководителем ведомства был назначен Гарри Хопкинс (Hopkins), который позже говорил: «У меня работает четыре миллиона человек, но, ради бога, не спрашивайте меня, чем они занимаются». CWA завершило свою деятельность через несколько месяцев, но вместо него была создана другая временная программа помощи, которая к 1935 году превратилась в Управление развития общественных работ (WPA). Сегодня оно известно как та самая правительственная программа, которая породила понятие «boondoggle» (имитация полезной деятельности), поскольку «произвела» куда больше, чем те 77 000 мостов и 116 000 зданий, о которых любили упоминать ее поборники как о свидетельстве ее эффективности.

У критиков были все основания расшифровывать WPA, как «We Piddle Around», то есть «слоняемся без дела». В Кентукки сотрудники WPA описали 350 способов приготовления шпината. Это ведомство приняло на работу 6000 «актеров», хотя в национальном профсоюзе актеров официально состояло лишь 4500 членов. Сотни сотрудников WPA занимались сбором пожертвований в избирательные фонды кандидатов от Демократической партии. В Теннеси сотрудников WPA увольняли, если они отказывались пожертвовать 2% зарплаты в пользу действующего губернатора. К 1941 году всего 59% бюджета WPA шло на оплату труда рабочих; остальное поглощала бюрократия и накладные расходы. Редакция New Republic задавалась вопросом: «Хватит ли [у Рузвельта] духу признать теперь, что создание WPA было поспешным и претенциозным политическим жестом, что результатом его деятельности стал жалкий провал, и теперь его необходимо ликвидировать?». Последние проекты WPA были отменены лишь в июле 1943 года.

Рузвельта хвалили и по сей день хвалят за такие инициативы «по созданию рабочих мест», как CWA и WPA. По мнению многих, они способствовали преодолению Депрессии. Но считающие так не понимают, что именно дальнейшие манипуляции Рузвельта продлили Депрессию и во многом способствовали тому, что безработные не смогли найти настоящую работу. Выделение огромных бюджетных средств на эти программы трудоустройства представляло собой расходование ценных ресурсов на политически мотивированные и экономически контрпродуктивные цели.

Этот тезис можно проиллюстрировать простой аналогией. Если вор ходит из дома в дом, грабя всех жителей района, а потом направляется в близлежащий торговый центр, где тратит весь свой «улов», то нельзя считать, что он оказал услугу обществу или принес общую экономическую пользу, так как его траты «простимулировали» хозяев магазинов в этом торговом центре. Точно так же, когда государство нанимает кого-то заниматься каталогизацией многочисленных способов приготовления шпината, нельзя сказать, что зарплата, выплаченная за счет средств налогоплательщиков, стала для экономики чистым приростом, поскольку материальные блага, которые пошли на оплату его труда, были просто перенаправлены, а не созданы. Экономистам по сей день приходится бороться с этим «магическим мышлением» каждый раз, когда предлагается увеличить расходы государства — словно деньги приносит не труд граждан, а мановение волшебной палочки.

«Удивительное сборище наглых ничтожеств»

Непродуманные меры Рузвельта по вмешательству в экономику по достоинству оценили те, кому важно производить впечатление людей ответственных и занятых. Тем временем, огромное большинство американцев было готово терпеть. Они очень хотели верить в лучшие намерения этого харизматического политика, жертвы полиомиелита и бывшего губернатора Нью-Йорка. Но у Рузвельта всегда были критики, и с годами их становилось все больше. Одним из них был неподражаемый «мудрец из Балтимора» Г.Л. Менкен (Mencken), беспощадный в своих риторических атаках на президента. Пол Джонсон так характеризует болезненные, но зачастую действительно смешные колкости Менкена:

Менкен изощрялся в своих нападках на торжествующего Рузвельта, испытывая нескрываемое отвращение к его псевдоколлективистским замашкам. Для него Рузвельт был «фюрером», «мошенником», окруженным «удивительным сборищем наглых ничтожеств», «бандой полуобразованных педагогов, юристов по гражданским делам, прекраснодушных болванов и прочих жалких «знатоков». Его «новый курс» был «политическим рэкетом», «серией фальшивых чудес», отличался «постоянными призывами к классовой зависти и ненависти», отношением к государству, как к «дойной корове с 125 миллионами сосков» и «частым отказом от обещаний, данных в категорической форме».

Признаки жизни

Вскоре американская экономика была освобождена от бремени самых одиозных эксцессов «нового курса» — в 1935 году Верховный суд объявил неконституционной NRA, а в 1936-м — ААА, тем самым навсегда заслужив гнев и презрение Рузвельта. Признав неконституционным многое из того, что сделал Рузвельт, «девять старцев» отменили и другие, менее значительные законы и программы, препятствовавшие оздоровлению экономики.

Освобожденная от худшего, что было в «новом курсе», экономика проявила некоторые признаки жизни. В 1935 году уровень безработицы опустился до 18%, в 1936-м — до 14%, а в 1937-м — еще ниже. Но после очередного проседания рынка в 1938 году он вновь вырос до 20%. С августа 1937 по март 1938 года фондовый рынок упал почти на 50%. «Экономический стимул» «нового курса» Франклина Делано Рузвельта был действительно беспрецедентным: он привел к депрессии во время депрессии!

Фаза IV: Закон Вагнера

Предпосылки к коллапсу 1937-1938 годов были созданы с принятием в 1935 году Закона о трудовых отношениях (National Labor Relations Act), более известного как Закон Вагнера и Великая хартия профсоюзов. Вновь процитируем Сенхольца:

Закон революционизировал трудовые отношения в Америке. Он вывел трудовые споры из юрисдикции судов и передал их в ведение нового федерального ведомства, Национального совета по трудовым отношениям, который стал прокурором, судьей и судом присяжных в одном лице. Симпатизировавшие профсоюзам члены Совета еще больше извратили этот закон, который и без того предоставил правовой иммунитет и привилегии профсоюзам. Тем самым США отказались от великого достижения западной цивилизации — равенства перед законом.

Закон Вагнера, или Закон о трудовых отношениях, был принят в ответ на ликвидацию Верховным судом NRA и ее трудовых кодексов. Его целью было сокрушение всякого сопротивления работодателя профсоюзам. Все, что бы ни сделал работодатель в рамках самозащиты, становилось «несправедливой трудовой практикой», за которую наказывал Совет. Мало того, что закон обязал работодателей вести переговоры с профсоюзами, которым поручалось представлять интересы рабочих; позже решениями Совета сопротивление требованиям профсоюзных лидеров было признано незаконным.

Получив эти громадные новые полномочия, профсоюзы развернули неистовую деятельность. Угрозы, бойкоты, забастовки, захваты заводов и повсеместное насилие резко снизили производительность труда и повысили уровень безработицы. Все больше рабочих вступало в профсоюзы: к 1941 году в профсоюзах состояло в два с половиной раза больше американцев, чем в 1935-м. Историк Уильям Лейхтенбург (Leuchtenburg), который не был сторонником свободного предпринимательства, писал: «Граждане, озабоченные судьбой своей собственности, были напуганы захватом заводов, возмущены фактами просмотра чужой почты бастующими, огорчены запугиванием тех, кто не состоял в профсоюзах, и встревожены известями о летучих отрядах рабочих, которые шли или угрожали идти маршем из города в город».

Неблагоприятный климат для бизнеса

После принятия Закона Вагнера Белый дом обрушился на бизнес с угрозами и оскорблениями. Бизнесмены, гремел Рузвельт, — это препятствие на пути к восстановлению. Он обзывал их «экономическими роялистами» и говорил, что бизнесмены как класс — «глупы». За оскорблениями последовала серия новых карательных мер. На фондовый рынок были наложены новые ограничения. Был введен новый налог на нераспределенную прибыль корпораций. «Эти меры, направленные против богатых, — пишет экономист Роберт Хиггс (Higgs), — практически не оставляли сомнений в том, что президент и его администрация намерены сделать все для того, чтобы выжать максимум из граждан с высокими доходами, на долю которых приходится большая часть принимаемых в стране решений о частных инвестициях».

Всего за два месяца в конце 1937 года объем рынка стали — важнейшего экономического барометра — сократился с 83% до 35%. Когда эта новость украсила собой заголовки, Рузвельт, словно не найдя лучшего времени, отправился на десятидневную рыбалку. New York Herald Tribune умоляла его вернуться к работе, чтобы остановить возобновившуюся Депрессию. Необходимо, писала редакция газеты, дать обратный ход рузвельтовской политике «злобы и ненависти, насаждения межклассовой вражды и наказания всех, кто с не согласен с президентом».

Колумнист Уолтер Липпман писал в марте 1938 года, что «почти без каких бы то ни было существенных исключений каждая из мер, в которых он [Рузвельт] был заинтересован в последние пять месяцев, была направлена на снижение производства материальных благ или на противодействие ему».

Как отмечалось выше, Герберт Гувер, проводя свой «новый курс», повысил в 1932 году максимальную ставку подоходного налога с 24% до 63%. Но это был просто детский лепет по сравнению с налоговым угаром его преемника. При Рузвельте максимальная ставка была повышена сначала до 79%, а потом — до 90%. Историк Бертон Фолсом отмечает, что в 1941 году Рузвельт даже предложил убийственную ставку налога в 99,5% на все доходы свыше 100 000 долларов. «Почему нет?» — удивился он, когда один из советников усомнился в целесообразности этой меры.

После неудачи с этой конфискационной инициативой Рузвельт издал исполнительное распоряжение об обложении всех доходов свыше 25 000 долларов налогом по невероятной ставке в 100%. Кроме того, он предложил снизить размер индивидуального вычета до 600 долларов, в результате чего большинству американских семей пришлось впервые уплатить подоходный налог. Вскоре после этого Конгресс отменил исполнительное распоряжение, но оставил в силе размер индивидуального вычета.

Между тем, в середине 1930-х Федеральная резервная система вновь раскачивала свою монетарную политику — сначала вверх, потом вниз, потом резко вверх вплоть до вступления Америки во Вторую мировую войну. Одним из факторов экономического спада 1937 года был тот факт, что с лета 1936 по весну 1937-го ФРС удвоила резервные требования, предъявляемые к банкам страны. Опыт показывает, что нестабильной монетарной политики достаточно для того, чтобы сделать нестабильной всю экономику.

Болезненно переживая свои прежние поражения в Верховном суде, в 1937 году Рузвельт попытался провести в судьи своих людей, выступив с оригинальной инициативой: разрешить президенту назначать по одному судье в дополнение к каждому действующему судье, который, достигнув 70-летнего возраста, не уходит в отставку. Если бы это предложение было принято, то Рузвельт мог бы назначить шесть новых судей, сочувствующих его взглядам, увеличив число судей с 9 до 15. В Конгрессе его план провалился, но позже, после выхода на пенсию ряда судей, выступавших против политики Рузвельта, суд начал послушно одобрять его решения. Однако до того, как Конгресс отверг эту схему, опасения бизнеса перед тем, что суд, сочувственно относящийся к целям Рузвельта, начнет одобрять ранее отклоненные меры «нового курса», не позволили восстановить инвестиции и доверие.

Историк Роберт Хиггс проводит тесную связь между уровнем частных инвестиций и курсом американской экономики в 1930-е годы. Непрестанные нападки администрации Рузвельта — словом и делом — на бизнес, собственность и свободу предпринимательства гарантировали, что капитал, необходимый для придания нового старта экономике, будет облагаться чрезмерными налогами, либо будет вынужден уходить в тень. Введя Америку в войну в 1941 году, Рузвельт ослабил антипредпринимательскую политику, но значительная часть национального капитала вместо расширения промышленной базы и производства потребительских товаров была направлена на военные действия. Лишь после смерти Рузвельта и окончания войны инвесторы почувствовали себя достаточно уверенно для того, чтобы «запустить послевоенный инвестиционный бум, который позволил экономике вернуться к стабильному благосостоянию».

Это мнение получило поддержку в комментариях одного из ведущих инвесторов страны того времени Лэммота Дюпона (du Pont), датируемых 1937 годом:

Неопределенность царит в налоговой сфере, на рынке труда, в монетарной политике и законодательстве, которым должна руководствоваться промышленность. Налоги нужно повышать, снижать или оставлять на прежнем уровне? Мы не знаем. Нужны профсоюзы или нет?.. Нам нужна инфляция, дефляция, снижение или увеличение государственных расходов?.. Нужно ли налагать новые ограничения на капитал и прибыли?.. Правильный ответ невозможно даже отгадать.

Многие современные историки склонны рефлексивно отвергать капитализм и не доверять свободным рынкам; они считают, что президентство Рузвельта — в соответствии с Конституцией или вопреки ей — было «впечатляющим» и «интересным» с исторической точки зрения. Как показывают опросы общественного мнения, большинство считает Рузвельта одним из величайших президентов, поэтому они, вероятно, с негодованием отвергнут мысль о том, что «новый курс» продлил Великую депрессию. Но когда весной 1939 года Американский институт общественного мнения провел общенациональный опрос на тему «Считаете ли вы, что отношение администрации Рузвельта к бизнесу затягивает его оздоровление?», более двух третей американцев ответили: «Да». Деловое сообщество ощущало это еще более обостренно.

С этим, похоже, соглашался даже министр финансов Рузвельта Генри Моргентау. В своем дневнике он писал: «Мы попробовали тратить деньги. Мы тратим больше, чем когда бы то ни было, и результатов ноль… Мы не сдержали ни одного из своих обещаний… Наша администрация уже четыре года у власти, и безработица находится на том же уровне, что и в самом начале, плюс огромный долг!

В конце десятилетия и через 12 лет после краха фондового рынка в «черный четверг» в Америке было 10 миллионов безработных. Уровень безработицы превышал 17%. В 1932 году Рузвельт обещал покончить с кризисом, но он продолжался на протяжении двух его президентских сроков и невзирая на бесчисленные интервенции.

Что же со свободой предпринимательства?

Как же произошло, что Рувельт избирался четыре раза, если его политика продлевала и углубляла экономическую катастрофу? Многое может объяснить невежество и готовность верить в лучшие намерения президента. В 1932 году Рузвельт разгромил Гувера, обещая сократить роль государства. Вместо этого, он расширил его роль, но сделал это с фанфарами и беседами у камина, которые гипнотизировали отчаявшихся людей. К тому времени, как они осознали, что его политика вредоносна, началась Вторая мировая война, люди сплотились вокруг своего главнокомандующего, и мало кто хотел менять коней на переправе.

Вторая мировая война привела не только к страшной бойне, но и к оживлению торговли Америки с ее союзниками. Уничтожение людей и ресурсов в ходе войны не помогло американской экономике, но возобновление торговли пошло ей на пользу. Резкое увеличение денежной массы компенсировало высокие издержки «нового курса», но вызвало проблему, от которой мы страдаем по сей день: год за годом на доллар можно купить все меньше товаров и услуг. Решающее значение имело то, что администрация Трумэна, сменившая рузвельтовскую, не была настроена громить частных инвесторов, и, в результате, эти инвесторы вновь вошли в экономику и обеспечили мощный послевоенный бум. В конце концов, Великая депрессия завершилась, но сегодня мы должны помнить о ней как об одной из самых больших и трагических неудач государственной политики в американской истории.

Корни Великой депрессии лежали в безответственной монетарной и фискальной политике американских властей в конце 1920-х — начале 1930-х годов. Эта политика включала в себя целую череду крупных просчетов: неэффективное управление центральным банком, губительные для торговли тарифы, налоги, удушающие частную инициативу, отупляющий контроль над производством и конкуренцией, бессмысленное уничтожение урожаев и скотины и принудительные законы о труде — и это еще далеко не полный список. Не свободный рынок привел к 12 годам агонии, а крупномасштабная политическая некомпетентность.

Те, кто исследует события 1920-х и 1930-х годов и возлагает вину за экономическую катастрофу на капитализм и свободный рынок, просто не хотят видеть, слышать и постигать факты. Для того, чтобы возродить веру в свободный рынок и сохранить нашу свободу, жизненно необходимо отказаться от ложных представлений, которые во многом формируют общепринятые сегодня оценки этого неприятного исторического эпизода.

Страна сумела пережить и гуверовское госрегулирование, и шарлатанство рузвельтовского «нового курса», и сегодня новому поколению граждан предстоит заново открыть американское наследие свободы. На этот раз нам нечего бояться, кроме мифов и ложных представлений.

Послесловие: усвоили ли мы урок?

Через восемьдесят лет после начала Великой депрессии в литературе по этому болезненному эпизоду американской истории наблюдается обнадеживающая метаморфоза. Десятилетиями в исторических трудах господствовало мнение о том, что свободный рынок вызвали крах, а Рузвельт своим «новым курсом» спас страну. Безусловно, и по сей день немало плохо информированных политических фанатиков, идеологов и шарлатанов, которые делают такие поверхностные заявления. Однако серьезные историки и экономисты мало-помалу очищают историю от лжи. В настоящем эссе цитируется множество недавних работ, которые стоит прочесть целиком.

В тот самый момент, когда это последнее издание «Живучих мифов о Великой депрессии» направлялось в печать, издательство Simon & Schuster опубликовало великолепную новую книгу, которую я настоятельно рекомендую. Ее автор — доктор Бертон Фолсом (Folsom), ведущий историк Фонда экономического образования (Foundation for Economic Education) и профессор Хиллсдейл-колледжа, а заглавие звучит провокационно: «Новый курс или большой фарс? Какой урон экономическое наследие Рузвельта нанесло Америке» (New Deal or Raw Deal? — How FDR’s Economic Legacy Has Damaged America). Это одно из самых поучительных исследований данного вопроса. Оно очень поможет исправить заблуждения и дать нашим согражданам верное представление о том, что происходило в 1930-е годы.

Еще одно значимое прибавление к литературе предмета — вышедшая в свет в 2007 году книга Эмити Шлейс (Shlaes) «Забытый человек: Новая история Великой депрессии» (The Forgotten Man: A New History of the Great Depression). То, что она стала бестселлером в Нью-Йорке, свидетельствует об огромном желании людей узнать правду об этом периоде истории.

Однако, даже если американцы откажутся от своих прежних представлений о Великой депрессии, это еще не будет означать, что мы усвоили важные уроки достаточно хорошо для того, чтобы избежать тех же самых ошибок. Более того, сегодня мы ничуть не ближе к преодолению основной причины экономического цикла — монетарных манипуляций — чем были 80 лет назад.

Финансовый кризис, охвативший Америку в 2008 году, должен стать сигналом к пробуждению. Весь он отмечен следами государственного вмешательства. В 2001-2005 годах Федеральная резервная система лихорадочно наращивала объем денежной массы, темпы роста которой измерялись двузначными цифрами. На зарубежных рынках доллар упал, а цены на сырье резко выросли. Поскольку ФРС щедро снабжала банки наличностью, процентные ставки рухнули, а рискованные кредиты ненадежным заемщикам стали нормой жизни. Масла в огонь подлили политики, требовавшие, чтобы банки выделяли миллиарды долларов на ипотеку класса «сабпрайм».

Когда пузырь лопнул, некоторые из тех, кто проталкивал решения, создавшие его, стали изображать себя нашими спасителями, поддерживая новые меры по государственному вмешательству, усиление роли государства, увеличение денежной и кредитной массы и дорогостоящие программы по спасению проблемных фирм за счет налогоплательщиков. Многие из них также призывают к повышению налогов и пошлин — той самой бессмыслице, которая в 1930 году превратила рецессию в долгую и глубокую депрессию.

Спасение за счет налогоплательщиков Fannie Mae и Freddie Mac и большого количества других частных компаний в начале осени 2008 года — это новое безрассудство, обходящееся дорогой ценой. Мало того, что расплачиваться по этим счетам в ближайшие десятилетия придется нам и будущим поколениям — сам процесс вбрасывания хороших денег после плохих будет громоздить одни моральные риски на другие, подталкивая политиков к принятию новых дурных решений и спасению очередных компаний. А это подрывает как свободу предпринимательства, так и прочность валюты. Значительный рост инфляции, вызванный необходимостью расплачиваться по этим счетам — реальность, с которой нам рано или поздно придется столкнуться.

«Государство, — отмечал прославленный австрийский экономист Людвиг фон Мизес, — это единственный институт, который может взять ценный материал — например, бумагу — и при помощи типографской краски сделать его никуда не годным». Мизес говорил об инфляционном проклятии, процессе, при котором государство увеличивает денежную массу и тем самым снижает стоимость каждой денежной единицы — доллара, песо, фунта, франка и любой другой. Часто этот процесс проявляется в форме повышения цен, которое большинство людей путает с самой инфляцией. Провести это различие важно, потому что, как столь красноречиво объясняет экономист Перси Гривс (Greaves), «изменение определения изменяет ответственность».

Определите инфляцию как повышение цен и, подобно Джимми Картеру в 1970-е, вы решите, что в ней виноваты нефтяные шейхи, кредитные карты и частный бизнес, а спасение в контроле над ценами. Дайте инфляции классическое определение — «увеличение денежной и кредитной массы, влекущее за собой повышение цен» — и вы неизбежно зададитесь сакраментальным вопросом: «Кто же увеличивает денежную массу?» Только один институт может делать это легально; все остальные называются «фальшивомонетчиками», и за это их сажают в тюрьму.

Нобелевский лауреат Милтон Фридман неоспоримо заявлял, что инфляция всегда и везде является проблемой монетарной политики. Повышение цен — такая же причина инфляции, как мокрые улицы — причина дождя.

До появления бумажных денег государства вызывали инфляцию, снижая содержание драгоценных металлов в своих монетах. Пророк Исайя порицал израильтян такими словами: «Серебро твое стало изгарью, вино твое испорчено водою». Императоры Рима неоднократно снижали содержание серебра в динарии — до тех пор пока его стало менее одного процента. Испанские сарацины обрезали края своих монет, чтобы чеканить больше — до тех пор, пока монеты не стали так малы, что не могли находиться в обращении. Рост цен был отражением ценности денег.

Повышение цен — не единственное последствие монетарной и кредитной экспансии. Инфляция также разрушает сбережения и стимулирует долг. Она подрывает доверие и препятствует инвестициям. Она дестабилизирует экономику, благоприятствуя бумам и обвалам. Приняв совсем дурной оборот, она может сперва сбросить правительство, которое ее вызвало, а затем привести к еще большим бедам. И Гитлер, и Наполеон своим возвышением были отчасти обязаны хаосу неуправляемой инфляции.

Все это ставит множество вопросов, которые давно обсуждают экономисты: кто должен определять объем денежной массы? Почему правительства регулярно оказываются неспособны эффективно управлять ею? Какова связь между фискальной и монетарной политикой? Здесь достаточно будет отметить, что правительства создают инфляцию потому, что их стремление к получению доходов превышает возможности налоговых изъятий и внешних заимствований. Британский экономист Джон Мейнард Кейнс был во многих отношениях не более, чем влиятельным шарлатаном, но он совершенно точно подметил: «Продолжающийся процесс инфляции позволят государству незаметно конфисковать у граждан важную часть их состояния».

То есть, скажете вы, инфляция — вещь неприятная, но она представляет собой изолированное явление, худшие образцы которого имеют место в далеком захолустье типа Зимбабве. Нет. Как отметил покойный Фредерик Лит-Росс (Leith-Ross), авторитетнейший эксперт по международным финансам, «инфляция подобна греху; каждое правительство ее осуждает, но каждое правительство ее практикует». Даже американцы имели дело с двумя гиперинфляциями, уничтожившими две валюты — злополучный континентальный доллар в годы Войны за независимость и несчастную валюту конфедератов во время Гражданской войны.

Нынешнее медленное обесценивание доллара в условиях роста потребительских цен — непрекращающегося, но выражающегося всего лишь в однозначных цифрах, — это просто ограниченный вариант того же самого процесса. Правительство тратит, у него образуется дефицит, и оно платит по части своих счетов посредством инфляционного налога.

Можно лишь гадать, насколько далеко оно зайдет, но триллионы внутреннего долга и популистские политики — это не те факторы, которые должны нас ободрить.

Инфляция вполне реальна, но однажды она всегда заканчивается. Валюта не может обесцениваться до бесконечности. Этот процесс должен прекратиться либо потому, что правительство перестанет безудержно печатать деньги, либо потому, что оно допечатается до того, что валюта рухнет. Но, безусловно, исход будет в значительной мере зависеть от того, поймут ли жертвы процесса его суть и причины. Между тем, наша экономика напоминает американские горки, потому что Конгрессы, президенты и уполномоченные ими ведомства никогда на прекращают свои монетарные игры.

Вы устали от того, что политики обвиняют друг друга, стремясь прикрыть свои тылы и набрать политические очки в условиях кризиса, накапливая все новые долги, которые они нахально именуют «пакетами по стимулированию»? Почему столько американцев хочет доверить им свое здравоохранение, образование, пенсии и множество других аспектов своей жизни? Это безумие в чистом виде. Противоядием служит правда. Мы должны усваивать уроки своего безрассудства и исполниться решимости исправить их сейчас, а не потом.

С этой целью я приглашаю читателя присоединиться к процессу просвещения. Поддержите такие организации, как Фонд экономического образования, которые занимаются информированием граждан о роли государства и принципах функционирования свободной экономики. Помогите в распространении экземпляров этого эссе и других хороших публикаций в защиту политической свободы и свободного предпринимательства. Потребуйте, чтобы ваши представители в системе власти уравновешивали бюджет, действовали в соответствии с духом и буквой Конституции и прекратили пытаться купить ваш голос за деньги других людей.

Все слышали мудрое изречение философа Джорджа Сантаяны: «Те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение». Нельзя не прислушаться к этому предупреждению.

Впервые: Reed L. Great Myths of the Great Depression. [N.Y.], 2008.

Великая депрессия | История Федеральной резервной системы

«Что касается Великой депрессии… мы сделали это. Нам очень жаль. … Мы больше не будем этого делать ».
— Бен Бернанке, 8 ноября 2002 г., в речи, произнесенной на «Конференции в честь Милтона Фридмана… по случаю его 90-летия».

В 2002 году Бен Бернанке, в то время член Совета управляющих Федеральной резервной системы, публично признал то, во что долгое время верили экономисты. Ошибки Федеральной резервной системы привели к «самой страшной экономической катастрофе в истории Америки» (Bernanke 2002).

Бернанке, как и другие историки экономики, охарактеризовал Великую депрессию как катастрофу из-за ее продолжительности, глубины и последствий. Депрессия длилась десять лет, начиная с 1929 года и заканчивая Второй мировой войной. Промышленное производство резко упало. Безработица резко выросла. Пострадали семьи. Количество браков упало. Снижение началось в Соединенных Штатах и ​​распространилось по всему миру. Депрессия была самым продолжительным и глубоким спадом в истории Соединенных Штатов и современной индустриальной экономики.

Великая депрессия началась в августе 1929 года, когда закончился экономический подъем «бурных двадцатых». Снижение цен превысила серия финансовых кризисов. Эти кризисы включали крах фондового рынка в 1929 году, серию региональных банковских паник в 1930 и 1931 годах, а также серию национальных и международных финансовых кризисов с 1931 по 1933 год. Спад достиг своего дна в марте 1933 года, когда рухнула коммерческая банковская система и Президент Рузвельт объявил национальный банковский праздник. 1 Коренные реформы финансовой системы сопровождали восстановление экономики, которое было прервано двойной рецессией в 1937 году. Возвращение к полному производству и занятости произошло во время Второй мировой войны.

Чтобы понять заявление Бернанке, нужно знать, что он имел в виду под словами «мы», «сделали это» и «больше не будем этого делать».

Под «мы» Бернанке имел в виду руководителей Федеральной резервной системы. В начале депрессии структура принятия решений Федеральной резервной системы была децентрализована и часто неэффективна.У каждого округа был губернатор, который устанавливал политику для своего округа, хотя для некоторых решений требовалось одобрение Совета Федеральной резервной системы в Вашингтоне, округ Колумбия. Совету не хватало полномочий и инструментов, чтобы действовать самостоятельно, и ему было трудно координировать политику в разных округах. Управляющие и Правление понимали необходимость координации; часто переписывались по важным вопросам; и установленные процедуры и программы, такие как Комитет по инвестициям открытого рынка, для институционализации сотрудничества.Когда эти усилия приводят к консенсусу, денежно-кредитная политика может быть быстрой и эффективной. Но когда губернаторы не соглашались, округа могли проводить, а иногда и следовали независимым, а иногда и противоречивым курсам действий.

Губернаторы расходились во мнениях по многим вопросам, потому что в то время и в течение десятилетий после этого эксперты расходились во мнениях относительно наилучшего курса действий и даже относительно правильной концептуальной основы для определения оптимальной политики. Информация об экономике поступала с длительными и переменными задержками.Эксперты Федеральной резервной системы, деловые круги и политики в Вашингтоне, округ Колумбия, по-разному воспринимали события и предлагали разные решения проблем. Исследователи обсуждали эти вопросы десятилетиями. Консенсус появлялся постепенно. Взгляды в этом эссе отражают выводы, выраженные в трудах трех недавних председателей: Пола Волкера, Алана Гринспена и Бена Бернанке.

Под словом «сделал» Бернанке имел в виду, что лидеры Федеральной резервной системы проводили политику, которая, по их мнению, отвечала общественным интересам.Некоторые из их решений непреднамеренно наносят ущерб экономике. Другая политика, которая могла бы помочь, не была принята.

Примером первого является решение ФРС повысить процентные ставки в 1928 и 1929 годах. ФРС сделала это в попытке ограничить спекуляции на рынках ценных бумаг. Это действие замедлило экономическую активность в США. Поскольку международный золотой стандарт связывает процентные ставки и денежно-кредитную политику участвующих стран, действия ФРС вызвали рецессию в странах по всему миру.ФРС повторила эту ошибку, реагируя на международный финансовый кризис осенью 1931 года. Этот веб-сайт более подробно исследует эти вопросы в наших статьях о крахе фондового рынка 1929 года и финансовых кризисах 1931-1933 годов.

Примером последнего является неспособность ФРС выступить в качестве кредитора последней инстанции во время банковской паники, которая началась осенью 1930 года и закончилась банковскими каникулами зимой 1933 года. банковские паники 1930-1931 годов, банковские акты 1932 года и банковские каникулы 1933 года.

Мужчины изучают объявления о вакансиях в агентстве по трудоустройству во время Великой депрессии. (Фото: Bettmann / Bettmann / Getty Images)

Одной из причин, по которой Конгресс создал Федеральный резерв, конечно же, был кредитор последней инстанции. Почему Федеральная резервная система не справилась с этой фундаментальной задачей? Лидеры Федеральной резервной системы не пришли к единому мнению о том, как лучше всего реагировать на банковские кризисы. Некоторые управляющие придерживались доктрины, аналогичной изречению Бэджхота, в которой говорится, что во время финансовой паники центральные банки должны ссужать средства платежеспособным финансовым учреждениям, охваченным бегством.Другие губернаторы присоединились к доктрине, известной как настоящие векселя. Эта доктрина указывала на то, что центральные банки должны предоставлять больше средств коммерческим банкам во время экономического роста, когда отдельные лица и фирмы требовали дополнительных кредитов для финансирования производства и торговли, и меньше во время экономического спада, когда спрос на кредиты сокращается. Доктрина реальных векселей не описывала окончательно, что делать во время банковской паники, но многие ее приверженцы считали панику симптомом сокращения, когда кредитование центрального банка должно сократиться.Несколько губернаторов присоединились к крайней версии доктрины реальных законопроектов, названной «ликвидаторской». Эта доктрина указывала на то, что во время финансовой паники центральные банки должны оставаться в стороне, чтобы проблемные финансовые учреждения обанкротились. Такое сокращение слабых институтов ускорит эволюцию более здоровой экономической системы. Министр финансов Герберта Гувера Эндрю Меллон, работавший в Совете Федеральной резервной системы, поддерживал этот подход. Эта интеллектуальная напряженность и неэффективная структура принятия решений в Федеральной резервной системе затрудняли, а порой и делали невозможным принятие эффективных действий лидерам ФРС.

Среди руководителей Федеральной резервной системы также существовали разногласия по поводу того, нужно ли помогать и в каком объеме оказывать помощь финансовым учреждениям, не принадлежащим Федеральной резервной системе. Некоторые лидеры считали, что помощь должна предоставляться только коммерческим банкам, входящим в Федеральную резервную систему. Другие считали, что банки-участники должны получать достаточно существенную помощь, чтобы они могли помогать своим клиентам, включая финансовые учреждения, не принадлежащие Федеральной резервной системе, но целесообразность и законность такой сквозной помощи была предметом споров.Лишь горстка лидеров считала, что Федеральная резервная система (или федеральное правительство) должна напрямую помогать коммерческим банкам (или другим финансовым учреждениям), которые не принадлежат Федеральной резервной системе. Одним из сторонников широкой прямой помощи был Юджин Мейер, управляющий Совета Федеральной резервной системы, который сыграл важную роль в создании Корпорации финансирования реконструкции.

Эти расхождения во мнениях привели к самому серьезному греху упущения Федеральной резервной системы: неспособности остановить сокращение денежной массы.С осени 1930 года до зимы 1933 года денежная масса упала почти на 30 процентов. Уменьшение предложения средств привело к снижению средних цен на эквивалентную величину. Эта дефляция увеличила долговую нагрузку; искаженное принятие экономических решений; пониженный расход; рост безработицы; и вынудил банки, фирмы и частных лиц обанкротиться. Дефляция возникла в результате краха банковской системы, как объясняется в эссе о банковских паниках 1930 и 1931 годов.

Федеральная резервная система могла бы предотвратить дефляцию, предотвратив крах банковской системы или противодействуя краху расширением денежной базы, но она не сделала этого по нескольким причинам.Экономический коллапс был непредвиденным и беспрецедентным. У лиц, принимающих решения, отсутствовали эффективные механизмы для определения того, что пошло не так, и у них не было полномочий для принятия мер, достаточных для оздоровления экономики. Некоторые лица, принимающие решения, неверно истолковали сигналы о состоянии экономики, такие как номинальная процентная ставка, из-за своей приверженности философии реальных векселей. Другие считали, что защита золотого стандарта путем повышения процентов и сокращения денежной массы и кредита лучше для экономики, чем помощь больным банкам противоположными действиями.

В нескольких случаях Федеральная резервная система действительно проводила политику, которая, по мнению современных исследователей денежного кредитования, могла бы остановить сокращение. Весной 1931 года Федеральная резервная система начала расширять денежную базу, но этого расширения было недостаточно, чтобы компенсировать дефляционные эффекты банковских кризисов. Весной 1932 года, после того как Конгресс предоставил Федеральной резервной системе необходимые полномочия, Федеральная резервная система агрессивно расширила денежную базу. Первоначально эта политика казалась эффективной, но через несколько месяцев Федеральная резервная система изменила курс.Ряд политических и международных потрясений ударил по экономике, и спад возобновился. В целом усилия ФРС по прекращению дефляции и реанимации финансовой системы, хотя и были предприняты с лучшими намерениями и основывались на наилучшей доступной информации, оказались слишком слабыми и слишком запоздалыми.

Недостатки в структуре Федеральной резервной системы стали очевидны в первые годы Великой депрессии. Конгресс ответил реформированием Федеральной резервной системы и всей финансовой системы.При администрации Гувера реформы Конгресса завершились принятием Закона о финансовой корпорации по реконструкции и Закона о банковской деятельности 1932 года. При администрации Рузвельта реформы завершились принятием Закона о чрезвычайной банковской деятельности 1933 года, Закона о банковской деятельности 1933 года (обычно называемого Законом Гласса-Стиголла), Закон о золотом резерве 1934 года и Закон о банковской деятельности 1935 года. В соответствии с этим законом некоторые обязанности Федеральной резервной системы были переданы Министерству финансов и новым федеральным агентствам, таким как Корпорация финансирования реконструкции и Федеральная корпорация страхования депозитов.Эти агентства доминировали в денежно-кредитной и банковской политике до 1950-х годов.

Реформы 1930-х, 40-х и 50-х годов превратили Федеральный резерв в современный центральный банк. Создание современной интеллектуальной основы, лежащей в основе экономической политики, заняло больше времени и продолжается сегодня. Сочетание хорошо спроектированного центрального банка и эффективной концептуальной основы ФРС позволило Бернанке с уверенностью заявить, что «мы больше не сделаем этого».

американцев реагируют на Великую депрессию | Великая депрессия и Вторая мировая война, 1929-1945 гг. | U.S. Хронология первичного источника истории | Учебные материалы в Библиотеке Конгресса | Библиотека Конгресса

«Гувервилль», Центральный Огайо, 1938 г.
Управление безопасности фермы / Управление военной информации. Черно-белые негативы

Великая депрессия началась в 1929 году, когда за десять недель акции на Нью-Йоркской фондовой бирже потеряли 50 процентов своей стоимости. их ценность. Поскольку в начале 1930-х годов акции продолжали падать, предприятия терпели крах, а безработица резко выросла.К 1932 году каждый четвертый работник был безработным. Банки обанкротились, сбережения были потеряны, в результате чего многие американцы остались без средств к существованию. Без работы и сбережений тысячи американцев потеряли свои дома. Бедняки собирались в картонных лачугах в так называемых Гувервиллях на окраинах городов по всей стране; сотни тысяч безработных бродили по стране пешком и в товарных вагонах в тщетных поисках работы. Хотя немногие голодали, голод и недоедание коснулись многих.

В стране с обильными ресурсами, наибольшей силой квалифицированной рабочей силы и самой производительной промышленностью в мире многим было трудно понять, почему произошла депрессия и почему ее нельзя было разрешить.Более того, многим было трудно понять, почему люди должны голодать в стране с огромными излишками продовольствия. Обвиняя спекулянтов с Уолл-стрит, банкиров и администрацию Гувера, грохот недовольства сильно усилился в начале 1930-х годов. К 1932 году голодные марши и небольшие беспорядки стали обычным явлением по всей стране.

Однако не все граждане были захвачены социальными извержениями. Многие были слишком забиты или заняты выживанием изо дня в день, чтобы участвовать в публичных демонстрациях недовольства.Вместо этого они возлагали надежду и доверие на федеральное правительство, особенно после избрания Франклина Д. Рузвельта президентом в 1932 году.

Чтобы найти на Loc.gov другие документы по этой теме, используйте такие ключевые слова, как Великая депрессия, попрошайничество, безработица, бедность, крах фондового рынка и Hoovervilles .

Документы

Великая депрессия — Econlib

В конце 1920-х годов мировая депрессия поразила страны с рыночной экономикой.Хотя в одних странах Великая депрессия была относительно мягкой, в других она была тяжелой, особенно в Соединенных Штатах, где в момент своего пика в 1933 году 25 процентов всех рабочих и 37 процентов всех несельскохозяйственных рабочих были полностью без работы. Некоторые люди голодали; многие другие потеряли свои фермы и дома. Бездомные бродяги пробрались в грузовые поезда, пересекавшие страну. Лишенные хлопка фермеры, «оки», запихнули свое имущество в полуразрушенные модели «Ц» и мигрировали в Калифорнию в ложной надежде, что плакаты с многочисленными рабочими местами были правдой.Хотя экономика США начала восстанавливаться во втором квартале 1933 года, восстановление в основном застопорилось на большей части 1934 и 1935 годов. Более энергичное восстановление началось в конце 1935 года и продолжалось до 1937 года, когда произошла новая депрессия. Американской экономике еще предстояло полностью оправиться от Великой депрессии, когда Соединенные Штаты втянулись во Вторую мировую войну в декабре 1941 года. Из-за этого мучительно медленного восстановления все десятилетие 1930-х годов в Соединенных Штатах часто называют Великим Депрессия.

Великую депрессию часто называют «определяющим моментом» в истории Соединенных Штатов двадцатого века. Наиболее продолжительным ее результатом стало изменение роли федерального правительства в экономике. Длительное сокращение и болезненно медленное восстановление заставили многих американцев принять и даже призвать к значительно расширению роли правительства, хотя большинство предприятий возмущались растущим федеральным контролем над их деятельностью. Федеральное правительство взяло на себя ответственность за пожилое население с созданием системы социального обеспечения и выплатило пособие по безработице вынужденно безработным.Закон Вагнера коренным образом изменил трудовые переговоры между работодателями и работниками, продвигая профсоюзы и выступая в качестве арбитра для обеспечения «справедливых» переговоров по трудовым контрактам. Все это потребовало увеличения размера федерального правительства. В течение 1920-х годов в среднем насчитывалось около 553 000 оплачиваемых гражданских служащих федерального правительства. К 1939 году насчитывалось 953 891 оплачиваемых гражданских служащих, а в 1940 — 1 042 420. В 1928 и 1929 годах федеральные поступления в административный бюджет (административный бюджет не включает любые суммы, полученные или потраченные из целевых фондов, а также любые суммы, заимствованные или использованные для выплаты долг) в среднем 3.80 процентов ВНП, в то время как расходы составляли в среднем 3,04 процента ВНП. В 1939 году федеральные поступления составляли 5,50 процента ВНП, в то время как федеральные расходы утроились и составили 9,77 процента ВНП. Эти цифры свидетельствуют о значительном расширении роли федерального правительства в депрессивные 1930-е годы.

Великая депрессия также изменила экономическое мышление. Поскольку многие экономисты и другие люди обвиняли депрессию в неадекватном спросе, кейнсианское мнение о том, что правительство может и должно стабилизировать спрос, чтобы предотвратить будущие депрессии, стало доминирующим взглядом в экономической профессии по крайней мере в течение следующих сорока лет.Хотя все большее число экономистов сомневаются в этой точке зрения, широкая общественность по-прежнему ее принимает.

Интересно, что, учитывая важность Великой депрессии для развития экономического мышления и экономической политики, экономисты не полностью согласны с тем, что ее вызвало. Недавнее исследование, проведенное Питером Темином, Барри Эйхенгрином, Дэвидом Гласнером, Беном Бернанке и другими, привело к формированию консенсуса относительно того, почему сокращение началось в 1928 и 1929 годах. Меньше согласия относительно того, почему фаза сокращения была более длительной и более серьезной в некоторых странах. и почему депрессия длилась так долго в некоторых странах, особенно в Соединенных Штатах.

Великая депрессия, начавшаяся в конце 1920-х годов, стала всемирным явлением. К 1928 году Германия, Бразилия и экономики Юго-Восточной Азии находились в депрессивном состоянии. К началу 1929 года экономика Польши, Аргентины и Канады сокращалась, а в середине 1929 года за ней последовала экономика США. Как показали Темин, Эйхенгрин и другие, более важным фактором, связывавшим эти страны вместе, был международный золотой стандарт. .

К 1914 году большинство развитых стран приняли золотой стандарт с фиксированным обменным курсом между национальной валютой и золотом — и, следовательно, между национальными валютами.Во время Первой мировой войны европейские страны отказались от золотого стандарта, чтобы печатать деньги, и в результате ценовая инфляция направила большие объемы мирового золота в банки в Соединенных Штатах. Соединенные Штаты остались на золотом стандарте, не изменив золотой стоимости доллара. Инвесторы и другие держатели золота отправляли свое золото в Соединенные Штаты, где золото сохраняло свою ценность как безопасное и надежное вложение. В конце Первой мировой войны некоторые страны, в первую очередь США, продолжали придерживаться золотого стандарта, в то время как другие временно приняли плавающий обменный курс.Мировой международный финансовый центр переместился из Лондона в Нью-Йорк, и британцы очень хотели вернуть себе прежний статус. Некоторые страны пообещали вернуться к золотому стандарту с обесцененными валютами, в то время как другие последовали примеру Великобритании и стремились вернуться к золоту по довоенным обменным курсам.

Однако это было невозможно. Во время войны было создано слишком много денег, чтобы можно было вернуться к золотому стандарту без значительной девальвации валюты или дефляции цен.Кроме того, золотой запас США увеличился вдвое и составил около 40 процентов мирового монетарного золота. В остальном мире просто не хватало монетарного золота, чтобы поддерживать валюты стран по существующим обменным курсам. В результате ведущие страны установили систему обмена золотом, в соответствии с которой правительства Соединенных Штатов и Великобритании были готовы в любое время обменять доллар и фунт на золото, а другие страны будут держать большую часть своих международных резервов. в британских фунтах или U.С. долларов.

Спрос на золото увеличился, поскольку страны вернулись к золотому стандарту. Поскольку франк был недооценен, когда Франция вернулась к золотому стандарту в июне 1928 года, Франция начала получать приток золота. Недооценка франка снизила стоимость французского экспорта в иностранной валюте и сделала импорт во Францию ​​более дорогим во франках. По мере роста французского экспорта и падения французского импорта их международные счета уравновешивались поставками золота во Францию. Правительство Франции, вопреки принципам золотого стандарта, не использовало эти притоки для увеличения своей денежной массы.В 1928 году Федеральная резервная система повысила учетную ставку, то есть ставку, которую она взимала по ссудам банкам-членам, чтобы поднять процентные ставки в Соединенных Штатах, что остановило бы отток американского золота и ослабило бум фондового рынка. . В результате в США начали поступать партии золота. К 1929 году, когда страны всего мира потеряли золото в пользу Франции и Соединенных Штатов, правительства этих стран начали дефляционную политику, чтобы остановить отток золота и остаться на золотом стандарте.Эта дефляционная политика была разработана для ограничения экономической активности и снижения уровня цен, и именно это они и сделали. Так началась мировая Великая депрессия.

Начало спада привело к окончанию бума фондовой биржи и ее краху в конце октября 1929 года. Однако крах фондового рынка не вызвал депрессии; он также не может объяснить необычайную продолжительность и глубину сокращения американской экономики. В большинстве стран, таких как Великобритания, Франция, Канада, Нидерланды и страны Северной Европы, депрессия была менее серьезной и более короткой и часто заканчивалась к 1931 году.В этих странах не было банковского и финансового кризисов, как в Соединенных Штатах, и большинство из них вышло из золотого стандарта раньше, чем Соединенные Штаты. В Соединенных Штатах, напротив, сокращение продолжалось четыре года с лета 1929 года по первый квартал 1933 года. За это время реальный ВНП упал на 30,5 процента, оптовые цены упали на 30,8 процента, а потребительские цены упали на 24,4 процента.

Во время предыдущих депрессий ставки заработной платы обычно падали на 9-10 процентов в период сокращения от одного до двух лет; такое падение заработной платы позволило большему количеству рабочих сохранить свои рабочие места.Однако во время Великой депрессии производственные фирмы сохраняли ставки заработной платы почти постоянными в 1931 году, что комментаторы считали довольно необычным. В связи с падением цен и неизменными ставками заработной платы реальная почасовая оплата резко выросла в 1930 и 1931 годах. Хотя некоторое распределение работы действительно имело место, фирмы в основном увольняли рабочих. В результате безработица начала расти на фоне резкого падения производства, особенно в секторе обрабатывающей промышленности длительного пользования, где производство упало на 36 процентов в период с конца 1929 года по конец 1930 года, а затем упало еще на 36 процентов в период с конца 1930 по конец 1931 года. .

Почему зарплаты не упали, как во время предыдущих сокращений? Одна из причин заключалась в том, что президент Герберт Гувер предотвратил их падение. (См. «Экономическая политика Гувера».) Он был потрясен снижением ставок заработной платы во время депрессии 1920-1921 годов и проповедовал политику «высокой заработной платы» на протяжении 1920-х годов. К концу 1920-х годов многие лидеры бизнеса и профсоюзов, а также академические экономисты считали, что политика по поддержанию высоких ставок заработной платы будет поддерживать уровень закупок рабочих, обеспечивая «более устойчивые» рынки, необходимые для предотвращения экономического спада.Когда в декабре 1929 года президент Гувер организовал конференции, чтобы призвать лидеров бизнеса, промышленности и профсоюзов придерживаться линии в отношении ставок заработной платы и дивидендов, он нашел готовую аудиторию. Сильно защитный тариф Смута-Хоули, принятый в середине 1930 года, должен был обеспечить защиту от более дешевого импорта для фирм, которые поддерживали ставки заработной платы. Таким образом, только в 1931 году неуклонно ухудшающиеся условия ведения бизнеса вынудили советы директоров ряда более крупных фирм начать значительное снижение ставок заработной платы, часто из-за протестов высшего руководства фирм, которые обещали поддерживать заработную плату. ставки.

Тарифы Смута-Хоули были еще одной частью стратегии Гувера. Хотя общего призыва к повышению тарифов не было, Гувер предложил это в 1929 году как средство помощи фермерам. Он быстро потерял контроль над счетом, и в конечном итоге он защищал американский бизнес в целом, а для фермеров — гораздо менее реальную защиту. Многие повышения тарифов Смута-Хоули были довольно значительными; например, тариф на озимую твердую пшеницу в Канаде вырос на 40 процентов, а на научные приборы из стекла — с 65 до 85 процентов.В целом по облагаемому пошлинами импорту тарифная ставка выросла с 40,1 процента до 53,21 процента. Было определенное прямое возмездие за повышение американских тарифов, такое как тариф Wais в Испании. Планируемое повышение тарифов некоторыми другими странами было поощрено и, вероятно, ускорено действиями Соединенных Штатов.

Фирмы также прислушались к призыву Гувера позволить сокращению упасть на прибыль, а не на дивиденды. Дивиденды в 1930 году были почти такими же большими, как в 1929 году, но нераспределенная корпоративная прибыль упала с 2 долларов.8 миллиардов долларов в 1929 году до -2,6 миллиарда долларов в 1930 году. (Эти цифры могут показаться небольшими, но по сравнению с ВНП США в 1929 году, составлявшим 103,1 миллиарда долларов, они были значительными.) Стоимость ценных бумаг компаний резко упала, что привело к значительному ухудшению портфели банков. По мере ухудшения условий и увеличения убытков банков увеличивались массовые изъятия и банкротства банков. Первые массовые набеги и банкротства банков произошли на юго-востоке в ноябре 1930 года; за ними последовали еще несколько запусков и неудач в декабре. В конце весны и начале лета 1931 года произошел еще один всплеск массового изъятия и банкротства банков.После того, как Великобритания отказалась от золотого стандарта в сентябре 1931 года, Федеральная резервная система инициировала относительно большое повышение учетной ставки, чтобы остановить отток золота. Иностранные инвесторы в странах, все еще придерживающихся золотого стандарта, ожидали, что Соединенные Штаты либо девальвируют доллар, либо откажутся от золотого стандарта, как это сделала Великобритания. В результате их доллары или их ценные бумаги, номинированные в долларах, будут стоить меньше. Чтобы предотвратить это, они продавали доллары, чтобы получить золото из Соединенных Штатов.Действия ФРС вселили в зарубежных инвесторов уверенность в том, что Соединенные Штаты выполнят свое обязательство по золоту. Повышение процентных ставок в Америке также сделало более дорогостоящим продажу американских активов за доллары, чтобы выкупить их золотом. Возникшее в результате повышение процентных ставок привело не только к росту банкротств бизнеса, но и к резкому росту банкротств банков. В конце весны и начале лета 1932 года Федеральная резервная система, наконец, совершила покупки на открытом рынке, что принесло некоторые признаки облегчения и возможного восстановления осажденной американской экономики.

Финансовая политика Гувера ускорила спад. В декабре 1929 года, чтобы продемонстрировать веру администрации в экономику, Гувер снизил все ставки подоходного налога 1929 года на 1 процент из-за продолжающегося профицита бюджета. К 1930 году профицит превратился в дефицит, который быстро рос по мере сокращения экономики. К концу 1931 года Гувер решил рекомендовать значительное повышение налогов в попытке сбалансировать бюджет; Конгресс одобрил повышение налогов в 1932 году. Личные льготы были резко сокращены, чтобы увеличить число налогоплательщиков, а ставки были резко увеличены.Самая низкая предельная ставка выросла с 1,125 процента до 4,0 процента, а максимальная предельная ставка выросла с 25 процентов для налогооблагаемого дохода, превышающего 100 000 долларов США, до 63 процентов для налогооблагаемого дохода, превышающего 1 миллион долларов, поскольку ставки были сделаны гораздо более прогрессивными. Теперь мы понимаем, что такое огромное повышение налогов не способствует восстановлению во время спада. Уменьшая располагаемый доход домашних хозяйств, это привело к сокращению расходов домашних хозяйств и дальнейшему сокращению экономической активности.

Экспансионистская денежно-кредитная политика ФРС закончилась в начале лета 1932 года.После своего избрания в ноябре 1932 года избранный президент Рузвельт отказался изложить свою политику или поддержать политику Гувера, и он отказался отрицать свою девальвацию доллара по отношению к золоту после вступления в должность в марте 1933 года. Набеги и банкротства банков возобновились с удвоенной силой. , и американские доллары начали обменивать на золото, когда отток золота возобновился. Когда в январе и феврале 1933 года финансовые условия ухудшились, правительства штатов начали объявлять банковские праздники, закрывая все финансовые сектора штатов.Национальный банковский праздник Рузвельта остановил бегство и банкротства банков и, наконец, положил конец спаду.

С 1929 по 1933 год обанкротились 10 763 из 24 970 коммерческих банков США. Поскольку население все больше держало больше валюты и меньше вкладов, а банки наращивали свои избыточные резервы, денежная масса упала на 30,9 процента по сравнению с уровнем 1929 года. Хотя Федеральная резервная система действительно увеличивала банковские резервы, это увеличение было слишком незначительным, чтобы остановить падение денежной массы.Когда предприятия увидели, что их кредитные линии и денежные резервы сократились из-за закрытия банков, а потребители увидели, что их банковские депозиты связаны в затянувшейся процедуре банкротства, расходы упали, что усугубило коллапс во время Великой депрессии.

Национальные банковские каникулы положили конец затяжному банковскому кризису, начали восстанавливать доверие населения к банкам и экономике и положили начало восстановлению с апреля по сентябрь 1933 года. Президент Рузвельт вступил в должность, предлагая Новый курс для американцев, но его советники считали, что ошибочно, чрезмерная конкуренция привела к перепроизводству, вызвав депрессию.Центральными элементами Нового курса были Закон о регулировании сельского хозяйства (AAA) и Национальное управление восстановления (NRA), оба из которых были нацелены на сокращение производства и повышение заработной платы и цен. Сокращение производства, конечно, происходит во время депрессий, и никогда не имело смысла пытаться вывести страну из депрессии за счет дальнейшего сокращения производства. В своем рвении администрация, видимо, не учла элементарной невозможности поднять все реальных ставок заработной платы и все реальных цен.

AAA немедленно приступила к забою шести миллионов молодых свиней и сокращению количества племенных свиноматок, чтобы сократить производство свинины и поднять цены. Поскольку посевы хлопка считались чрезмерными, фермерам, выращивающим хлопок, платили за вспашку под одной четвертой из сорока миллионов акров хлопка, чтобы сократить объем производства на рынке и повысить цены. Большая часть выплат шла землевладельцам, а не арендаторам, что создавало отчаянные условия для фермеров-арендаторов. Хотя землевладельцы должны были делить платежи со своими фермерами-арендаторами, они не были обязаны делать это по закону, и большинство из них не делали этого.В результате фермеры-арендаторы, и особенно чернокожие арендаторы, которые более легко подвергались дискриминации, не получали никаких платежей и меньше или совсем не получали дохода от производства хлопка после того, как были затоплены большие части урожая. Там, где уговоры не помогли убедить многих независимых фермеров сократить производство, федеральное правительство намеревалось потребовать сокращения производства и закупить продукт, чтобы снять его с рынка и поднять цены.

NRA было масштабным экспериментом по картелированию американской промышленности.Органы кодекса в каждой отрасли были созданы для определения объемов производства и инвестиций, а также для стандартизации практики и затрат фирм. Весь аппарат был направлен на повышение цен и сокращение, а не увеличение производства и инвестиций. Когда коды NRA начали действовать осенью 1933 года, они имели именно такой эффект. Восстановление, которое летом казалось таким многообещающим, в основном прекратилось, а с осени 1933 года по середину лета 1935 года рост экономической активности был незначительным.Обеспечение соблюдения кодексов было спорадическим, разногласия по поводу кодексов увеличивались, а в небольших, более конкурентоспособных отраслях, меньше фирм придерживались кодексов. 27 мая 1935 года Верховный суд признал NRA неконституционным, а 6 января 1936 года — AAA. Освободившись от оков NRA, американская промышленность начала расширять производство. К осени 1935 года началось бурное восстановление.

Введение NRA первоначально привело к резкому увеличению денежных ставок и реальной заработной платы, поскольку фирмы пытались соблюдать общий кодекс NRA.По мере того, как энтузиазм фирм по поводу NRA угас, ставки денежной заработной платы немного выросли, а реальные средние ставки заработной платы фактически немного снизились в 1934 и начале 1935 года. Кроме того, многие рабочие решили не вступать в независимые профсоюзы. Эти факторы помогли выздоровлению. Однако, недовольный отсутствием власти профсоюзов, сенатор Роберт Вагнер летом 1935 года выступил автором Закона о национальных трудовых отношениях, чтобы члены профсоюзов могли принуждать других рабочих вступать в свои профсоюзы простым большинством голосов, тем самым фактически монополизировав рабочую силу. сила.Внутренние разногласия и разработка новым Конгрессом промышленных организаций (CIO) стратегий использования нового закона не позволили профсоюзам воспользоваться новым законом до конца 1936 года. В первой половине 1937 года массовые организационные усилия CIO привели к тому, что признание профсоюзов на многих крупных фирмах. Как правило, новые контракты повышали почасовые ставки заработной платы и создавали ставки сверхурочной оплаты, поскольку реальные почасовые затраты на рабочую силу росли.

Несколько других факторов также увеличили реальные затраты на рабочую силу.Одним из факторов были новые налоги на социальное обеспечение, введенные в 1936 и 1937 годах. Кроме того, Рузвельт протолкнул новый налог на нераспределенную прибыль корпораций, ожидая, что это заставит фирмы выплачивать нераспределенную прибыль в виде дивидендов. Хотя некоторые фирмы выплачивали часть нераспределенной прибыли в виде более крупных дивидендов, другие, например, компании сталелитейной промышленности, также выплачивали бонусы и повышали ставки заработной платы, чтобы не уплачивать свою нераспределенную прибыль в виде новых налогов. Когда эти три политики объединились, реальные почасовые затраты на рабочую силу подскочили без соответствующего увеличения спроса или цен, и компании ответили сокращением производства и увольнением сотрудников.

Второе крупное изменение политики было в денежно-кредитной политике. После окончания спада банки в качестве меры предосторожности против массового изъятия из банков начали хранить большие избыточные резервы. Должностные лица Федеральной резервной системы знали, что если банки будут использовать значительную часть этих избыточных резервов для увеличения кредитования, денежная масса быстро увеличится, а вслед за ними последует ценовая инфляция. Их исследования показали, что избыточные резервы были широко распределены между банками, и они предположили, что эти резервы были вызваны низким уровнем спроса на ссуды.Поскольку банки не брали займы в рамках дисконтного окна, а у ФРС не было облигаций для продажи на открытом рынке, единственным инструментом сокращения избыточных резервов был новый инструмент с изменяющимися требованиями к резервированию. В период с 1 августа 1936 года по 1 мая 1937 года в три этапа ФРС удвоила резервные требования для всех классов банков-членов, уничтожив большую часть избыточных резервов, особенно в более крупных банках. Банки, обожженные отсутствием избыточных резервов в начале 1930-х годов, в ответ начали восстанавливать избыточные резервы, что повлекло за собой сокращение кредитов.В течение восемнадцати месяцев избыточные резервы были почти такими же большими, как до увеличения резервных требований, и, естественно, запас денег был меньше.

К июню 1937 года восстановление, во время которого уровень безработицы упал до 12 процентов, закончилось. Две политики, увеличение стоимости рабочей силы и сдерживающая денежно-кредитная политика, вызвали дальнейшее сокращение экономики. Хотя сокращение закончилось примерно в июне 1938 года, последующее восстановление было довольно медленным. Средний уровень безработицы за весь 1938 год составлял 19 человек.1 процент по сравнению со средним уровнем безработицы за весь 1937 год в 14,3 процента. Даже в 1940 году уровень безработицы все еще составлял в среднем 14,6 процента.

Почему восстановление после Великой депрессии было таким медленным? Ряд экономистов сейчас утверждают, что НРА и денежно-кредитная политика были важными факторами. Некоторые утверждают, что неустойчивая политика Рузвельта и новые федеральные правила препятствовали выздоровлению (Гэри Дин Бест, Ричард Веддер и Лоуэлл Галлавей и Гэри Уолтон), в то время как другие подчеркивают денежные факторы (Милтон Фридман и Анна Шварц, Кристиан Сент-Этьен и Барри Эйхенгрин).NRA Нового курса подверглось большой критике (Гэри Дин Бест, Джин Смайли, Ричард Веддер и Лоуэлл Галлауэй, Гэри Уолтон и Майкл Вайнштейн). В уже опровергнутом объяснением Элвина Хансена утверждалось, что Соединенные Штаты исчерпали свои инвестиционные возможности. Э. Кэри Браун, Ларри Пепперс и Томас Ренаган подчеркивают, что федеральная налогово-бюджетная политика препятствовала возвращению к полной занятости. Майкл Бернстайн утверждает, что инвестиционные проблемы замедлили восстановление, потому что старые устоявшиеся отрасли не могли генерировать достаточные инвестиции, в то время как новые, растущие отрасли испытывали проблемы с получением инвестиционных средств в депрессивной среде.Александр Филд утверждает, что неконтролируемые инвестиции в жилищное строительство в 1920-х годах резко сократили вложения в жилье в 1930-х годах.

Одно из наиболее последовательных объяснений, которое объединяет несколько из этих тем, — это то, что историк экономики Роберт Хиггс называет «неопределенностью режима». По словам Хиггса, «Новый курс» Рузвельта заставил бизнес-лидеров усомниться в том, будет ли защищен нынешний «режим» прав частной собственности на капитал их фирм и поток их доходов. Поэтому они стали менее охотно вкладывать средства в активы с долгим сроком службы.Рузвельт сначала приостановил действие антимонопольного законодательства, чтобы американские компании могли сотрудничать в организованных правительством картелях; Затем он перешел на использование антимонопольного законодательства для преследования фирм за сотрудничество. Были введены новые налоги, а затем некоторые были отменены; усиление регулирования бизнеса снизило способность предприятий действовать независимо и привлекать капитал; новое законодательство ограничило их свободу в найме и найме рабочей силы. Опросы общественного мнения о бизнесе в конце 1930-х годов свидетельствуют о неопределенности этого режима.Опросы общественного мнения в марте и мае 1939 г. спрашивали, не задерживает ли отношение администрации Рузвельта к бизнесу выздоровление, и 54 и 53 процента, соответственно, ответили да , а 26 и 31 процент сказали нет. 56% полагали, что через десять лет государственный контроль над бизнесом будет больше, и только 22% полагали, что его будет меньше. Шестьдесят пять процентов опрошенных руководителей считали, что политика администрации Рузвельта настолько повлияла на уверенность бизнеса, что восстановление было серьезно сдержано.Первоначально многие фирмы неохотно заключали военные контракты. Подавляющее большинство считало, что администрация Рузвельта решительно настроена против бизнеса, и это мешало практическому сотрудничеству с Вашингтоном в области перевооружения.

Принято считать, что Вторая мировая война послужила стимулом, который вывел американскую экономику из Великой депрессии. Число безработных сократилось на 7 050 000 человек в период с 1940 по 1943 год, но число находящихся на военной службе выросло на 8 590 000 человек. Снижение безработицы можно объяснить проектом, а не восстановлением экономики.Рост реального ВНП создает аналогичные проблемы. Большинство оценок показывает снижение реальных потребительских расходов, а это означает, что во время войны потребители оказались в худшем положении. Инвестиции в бизнес упали во время войны. Государственные расходы на военные нужды превысили рост реального ВНП. Эти цифры, однако, подозрительны, потому что мы знаем, что правительственные оценки стоимости расходов на боеприпасы, если назвать одну важную область, становились все более и более преувеличенными по мере развития войны. Фактически, обширный контроль цен, нормирование и государственный контроль производства делают данные о ВНП, потреблении, инвестициях и уровне цен менее значимыми.Как мы можем установить постоянный индекс цен, когда правительственные постановления исключают производство большинства потребительских товаров длительного пользования? Что означает цена, скажем, на бензин, когда она произвольно удерживается на низком уровне, а закупки бензина нормируются для решения проблемы нехватки, вызванной контролем над ценами? Что означает цена на новые шины, когда новые шины для потребителей не производятся? Для потребителей восстановление наступило с концом войны, когда они снова могли покупать товары, которые были недоступны во время войны и недоступны в 1930-е годы.

Может ли снова случиться Великая депрессия? Может, но такое событие маловероятно, потому что Совет директоров Федеральной резервной системы вряд ли будет сидеть сложа руки, пока денежная масса упадет на одну треть. Мудрость, накопленная с 1930-х годов, вероятно, дает нашим политикам достаточно понимания, чтобы принимать решения, которые спасут экономику от такой серьезной депрессии.


Об авторе

Джин Смайли — заслуженный профессор экономики в университете Маркетта.


Дополнительная литература

Бернштейн, Майкл. Великая депрессия: отложенное восстановление и экономические изменения в Америке, 1929-1939 гг. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1987.

Бест, Гэри Дин. Гордость, предубеждение и политика: Рузвельт против восстановления, 1933-1938. Нью-Йорк: Praeger, 1991.

Бордо, Майкл Д., Клаудия Голдин и Юджин Н. Уайт, ред. Определяющий момент: Великая депрессия и американская экономика в двадцатом веке. Чикаго: University of Chicago Press, 1998.

Браун, Э. Кэри. «Фискальная политика в тридцатые годы: переоценка». American Economic Review 46 (декабрь 1956 г.): 857-879.

Бруннер, Карл, изд. Возвращение к Великой депрессии. Бостон: Мартинус Нийхофф, 1981.

Коул, Гарольд Л. и Ли Э. Оганян. «Политика нового курса и сохранение Великой депрессии: анализ общего равновесия». Журнал политической экономии 112 (август 2004 г.): 779-816.

Эйхенгрин, Барри. Золотые оковы: золотой стандарт и Великая депрессия, 1919-1939. Нью-Йорк: Oxford University Press, 1992.

Филд, Александр Дж. «Неконтролируемое освоение земель и продолжительность депрессии в Соединенных Штатах». Журнал экономической истории 52 (июнь 1992 г.): 785-805.

Фридман, Милтон и Анна Якобсон Шварц. Денежная история Соединенных Штатов, 1867-1960. Princeton: Princeton University Press, 1963.

Гласнер, Дэвид. Свободное банковское дело и денежная реформа. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета, 1989.

Холл, Томас и Дж. Дэвид Фергюсон. Великая депрессия: международная катастрофа извращенной экономической политики. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1998.

Хансен, Элвин. Полное восстановление или застой? Нью-Йорк: Нортон, 1938.

Хиггс, Роберт. Кризис и Левиафан: критические эпизоды роста американского правительства. Нью-Йорк: Oxford University Press, 1987.

Хиггс, Роберт. «Неопределенность режима: почему Великая депрессия длилась так долго и почему процветание вернулось после войны». Independent Review 1 (весна 1997 г.): 561-590.

Хиггс, Роберт. «Военное процветание? Переоценка экономики США в 1940-х годах ». Журнал экономической истории 52 (март 1992 г.): 41-60.

О’Брайен, Энтони Патрик. «Поведенческое объяснение жесткости номинальной заработной платы во время Великой депрессии.” Ежеквартальный журнал экономики 104 (ноябрь 1989 г.): 719-735.

Перец, Ларри. «Анализ излишка полной занятости и структурные изменения: 1930-е годы». Исследования в экономической истории 10 (зима 1973): 197-210.

Ренаган, Томас. «Новый взгляд на фискальную политику 1930-х годов». Исследования по экономической истории 11 (1988): 171-183.

Сент-Этьен, Кристиан. Великая депрессия, 1929-1938: уроки для 1980-х. Стэнфорд: издательство Hoover Institution Press, 1984.

Смайлик, Джин. Переосмысление Великой депрессии: новый взгляд на ее причины и последствия. Чикаго: Иван Р. Ди, 2002.

Темин, Петр. Вызвали ли валютные силы Великую депрессию? Нью-Йорк: Нортон, 1976.

Темин, Петр. Уроки Великой депрессии. Кембридж: MIT Press, 1989.

Темин, Петр. «Социализм и заработная плата в период выхода из Великой депрессии в США и Германии». Журнал экономической истории 50 (июнь 1990 г.): 297-308.

Темин, Питер и Барри Вигмор. «Конец одной большой дефляции». Исследования в экономической истории 27 (октябрь 1990 г.): 483-502.

Веддер, Ричард К. и Лоуэлл П. Галлавей. Без работы: безработица и правительство в Америке двадцатого века. Нью-Йорк: Холмс и Мейер, 1993.

Уолтон, Гэри М., изд. Регулирующие изменения в атмосфере кризиса: текущие последствия времен Рузвельта. Нью-Йорк: Academic Press, 1979.

Вайнштейн, Майкл. Восстановление и распространение под NIRA. Амстердам: Северная Голландия, 1980.

Райт, Гэвин. «Политическая экономия новых расходов: эконометрический анализ». Обзор экономики и статистики 56 (февраль 1974 г.): 30-38.

Начало Великой депрессии (1920-е годы)

В начале 1930-х годов Соединенные Штаты и большая часть остального мира столкнулись с серьезными экономическими проблемами. Многие фабрики и магазины закрылись, люди остались без работы.У многих семей было мало денег, чтобы купить еду. Некоторые были в отчаянии и даже были готовы подумать о новой правительственной системе, которая могла бы справиться с проблемами. Эти годы вспоминаются как «Великая депрессия».

Некоторые учебники истории отмечают начало Депрессии 29 октября 1929 года. В тот день стоимость акций, торгуемых на Нью-Йоркской фондовой бирже, резко упала. Всего за три дня инвесторы потеряли более 5 миллиардов долларов. К концу года стоимость акций упала еще на 11 миллиардов долларов.Банки и инвестиционные компании, вложившие деньги в акции, потеряли состояния. Заводы начали закрываться, увольняли рабочих. Наступали тяжелые времена.

Однако для жителей Айовы и Среднего Запада тяжелые времена начались примерно десятью годами ранее. Во время Первой мировой войны правительство гарантировало фермерам высокие цены на урожай и скот. Фермеры увеличили посевные площади и увеличили размер своих стада. Они заняли деньги в местных банках, чтобы купить больше земли и техники. По мере роста спроса на землю росла и ее цена, а продажи сельскохозяйственных земель в Айове резко росли.

Однако в 1920 году правительство прекратило действие своих гарантий. Фермерским ценам было разрешено вернуться к естественным ценам, определяемым спросом и предложением. В этом случае запасы были большие. Фермеры продолжали производить на высоком уровне, и вскоре появились излишки. В результате упали цены на урожай и землю. Те, кто занимал деньги, не могли выплатить свои ссуды. Даже если они продавали свои фермы, денег, которые они получали, иногда было меньше, чем они были должны. Когда банки не могли забрать деньги, которые они занимали, они не могли выплатить деньги людям, которые положили деньги на свои банковские счета.Многие банки Айовы закрылись, а вкладчики потеряли свои деньги. По всему штату в 1920 году закрылось 167 банков. В 1921 году это число выросло до 505. Еще несколько лет количество банкротств банков оставалось высоким.

Низкие цены на урожай наносят ущерб фермерам, но действуют и другие факторы. В течение 1920-х годов фермерским семьям приходилось платить высокие цены за сельскохозяйственную технику. К тому же тарифы на вывоз зерна были намного выше, чем до войны. В хорошие времена многие сельские районы построили новые школы и засыпали проселочные дороги гравием.Поскольку они все еще платили за эти улучшения, налоги были высокими. Многие местные школьные советы просили учителей платить меньше за свою работу. Иногда учителя уходили в отставку, вместо того чтобы соглашаться на более низкую заработную плату.

Что рассердило многих жителей Среднего Запада, так это то, что у восточных городов все было хорошо. Перед крахом 1929 года заработная плата городских рабочих росла, и дела шли хорошо. У большинства фермерских семей по-прежнему не было электричества в домах, а сельские школы явно отставали от образовательных программ, которые могли предложить городские школы.

Положение ухудшилось в 1930-е годы, но для многих фермерских семей 1920-е были временем серьезных экономических проблем

Краткая история Великой депрессии

Великая депрессия, продолжавшаяся с 1929 по 1941 год, была серьезным экономическим спадом, вызванным чрезмерно самоуверенным, чрезмерно растянутым фондовым рынком и засухой, поразившей Юг. Пытаясь положить конец Великой депрессии, правительство США предприняло беспрецедентные прямые действия, чтобы стимулировать экономику.Несмотря на эту помощь, именно увеличение производства, необходимое для Второй мировой войны, окончательно положило конец Великой депрессии.

Обвал фондового рынка

После почти десятилетия оптимизма и процветания Соединенные Штаты впали в отчаяние в Черный вторник, 29 октября 1929 года, в день краха фондового рынка и официального начала Великой депрессии. Когда цены на акции упали без надежды на восстановление, началась паника. Масса людей пыталась продать свои акции, но никто не покупал.Фондовый рынок, который казался самым надежным способом разбогатеть, быстро превратился в путь к банкротству.

И все же обвал фондового рынка был только началом. Поскольку многие банки также инвестировали значительную часть сбережений своих клиентов в фондовый рынок, эти банки были вынуждены закрыться, когда фондовый рынок рухнул. Закрытие нескольких банков вызвало новую панику по всей стране. Боясь потерять собственные сбережения, люди бросились в банки, которые все еще были открыты, чтобы снять свои средства.Это массовое снятие наличных привело к закрытию дополнительных банков.

Поскольку у клиентов банка не было возможности вернуть свои сбережения после закрытия банка, те, кто не обратился в банк вовремя, также обанкротились.

Смотрите сейчас: что привело к Великой депрессии?

Безработица

Также пострадали бизнес и промышленность. Несмотря на то, что президент Герберт Гувер просил предприятия сохранить свои ставки заработной платы, многие предприятия, потеряв значительную часть своего капитала либо из-за краха фондового рынка, либо из-за закрытия банков, начали сокращать часы работы или заработную плату своих рабочих.В свою очередь, потребители стали сокращать свои расходы, воздерживаясь от покупки предметов роскоши.

Отсутствие потребительских расходов привело к сокращению заработной платы дополнительными предприятиями или, что еще более резко, к увольнению некоторых из своих работников. Некоторые предприятия не могли оставаться открытыми даже после этих сокращений и вскоре закрыли свои двери, оставив всех своих работников без работы.

Безработица была огромной проблемой во время Великой депрессии. С 1929 по 1933 год уровень безработицы в США вырос с 3.От 2% до невероятно высоких 24,9% — это означает, что каждый четвертый человек не работает.

PhotoQuest / Getty Images

Пылесборник

Во время предыдущих депрессий фермеры обычно были в безопасности от тяжелых последствий депрессии, потому что могли, по крайней мере, прокормить себя. К сожалению, во время Великой депрессии Великие равнины сильно пострадали от засухи и ужасных пыльных бурь, создав то, что стало известно как Пыльная чаша.

Годы чрезмерного выпаса скота в сочетании с последствиями засухи привели к исчезновению травы.Когда был открыт только верхний слой почвы, сильный ветер подхватил рыхлую грязь и закружил ее на многие мили. Пыльные бури уничтожили все на своем пути, оставив фермеров без урожая.

Особенно сильно пострадали мелкие фермеры. Еще до пыльных бурь изобретение трактора резко сократило потребность в рабочей силе на фермах. Эти мелкие фермеры обычно уже были в долгах, занимали деньги на семена и возвращали их по прибытии урожая.

Когда пыльные бури повреждали посевы, мелкие фермеры не только не могли прокормить себя и свои семьи, но и не могли выплатить свой долг.Тогда банки лишатся права выкупа, и семьи фермеров останутся бездомными и безработными.

Архив Беттманна / Getty Images

Езда по рельсам

Во время Великой депрессии миллионы людей в Соединенных Штатах не работали. Не имея возможности найти другую работу на местном уровне, многие безработные отправляются в путь, путешествуя с места на место в надежде найти работу. У некоторых из этих людей были машины, но большинство путешествовали автостопом или «ездили по рельсам».

Большая часть людей, которые ехали по рельсам, были подростками, но были также пожилые мужчины, женщины и целые семьи, которые путешествовали таким образом.Они садились в товарные поезда и разъезжали по стране, надеясь найти работу в одном из городов по пути.

«Гувервиль» на набережной Сиэтла, штат Вашингтон, в марте 1933 года.

Коллекция Historica Graphica / Heritage Images / Getty Images

Когда открывалась вакансия, на одну и ту же работу претендовала буквально тысяча человек. Те, кому не посчастливилось получить работу, возможно, остались бы в трущобах (известных как «Гувервиль») за городом.Жилье в трущобах строилось из любого материала, который можно было найти в свободном доступе, например, плавника, картона или даже газет.

Фермеры, потерявшие свои дома и землю, обычно направлялись на запад, в Калифорнию, где до них доходили слухи о сельскохозяйственных работах. К сожалению, несмотря на то, что была сезонная работа, условия для этих семей были временными и враждебными.

Поскольку многие из этих фермеров были выходцами из Оклахомы и Арканзаса, их называли уничижительными именами «Оки» и «Аркис».(Истории этих мигрантов в Калифорнию были увековечены в художественной книге Джона Стейнбека «Гроздья гнева».)

Рузвельт и новый курс

Президент Франклин Делано Рузвельт обращается к толпе и защищает Новый курс.

Bettmann / Getty Images

Во время президентства Гувера экономика США рухнула и вступила в Великую депрессию. Хотя президент Гувер неоднократно говорил об оптимизме, люди обвиняли его в Великой депрессии.Так же, как трущобы были названы в его честь Гувервиль, газеты стали называть «одеялами Гувера», карманы штанов, вывернутые наизнанку (чтобы показать, что они пусты), назывались «флагами Гувера», а сломанные машины, запряженные лошадьми, были известны как «Фургоны Гувера».

Во время президентских выборов 1932 года у Гувера не было шансов на переизбрание, и Франклин Д. Рузвельт победил с большим перевесом. Люди Соединенных Штатов возлагали большие надежды на то, что президент Рузвельт сможет решить все их проблемы.Как только Рузвельт вступил в должность, он закрыл все банки и позволил им открыться только после того, как они стабилизируются. Затем Рузвельт начал разрабатывать программы, получившие название «Новый курс».

Эти программы Нового курса чаще всего назывались инициалами, которые напомнили некоторым людям алфавитный суп. Некоторые из этих программ были нацелены на помощь фермерам, например, Управление по регулированию сельского хозяйства. В то время как другие программы, такие как Civilian Conservation Corps и Управление прогресса работ, пытались помочь обуздать безработицу, нанимая людей для различных проектов.

Конец Великой депрессии

Женщины, работающие дворниками в развязке, обедают, Клинтон, Айова, 1943 год.

Администрация сельскохозяйственных услуг / Библиотека Конгресса

Для многих в то время президент Рузвельт был героем. Они считали, что он глубоко заботился о простом человеке и делал все возможное, чтобы положить конец Великой депрессии. Однако, оглядываясь назад, остается неясным, насколько программы «Нового курса» Рузвельта помогли положить конец Великой депрессии.По общему мнению, программы Нового курса облегчили тяготы Великой депрессии; однако к концу 1930-х годов экономика США все еще была крайне плохой.

Главный поворот в экономике США произошел после бомбардировки Перл-Харбора и вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Как только США были вовлечены в войну, и люди, и промышленность стали важными участниками военных действий. Оружие, артиллерия, корабли и самолеты понадобились быстро. Мужчин обучали, чтобы они становились солдатами, а женщин держали в тылу, чтобы фабрики работали.Продовольствие нужно было выращивать как для дома, так и для отправки за границу.

В конечном итоге именно вступление США во Вторую мировую войну положило конец Великой депрессии в Соединенных Штатах.

Великая депрессия | Энциклопедия Холокоста

Обвал фондового рынка 24 октября 1929 года ознаменовал начало Великой депрессии в Соединенных Штатах. День стал известен как «Черный четверг». К этому моменту привело множество факторов. Первая мировая война, изменение американских представлений о долге и потреблении, а также нерегулируемый фондовый рынок — все это сыграло решающую роль в экономическом коллапсе.

Первая мировая война превратила Соединенные Штаты из относительно небольшого игрока на международной арене в центр мировых финансов. Американская промышленность поддержала военные действия союзников, что привело к огромному притоку наличных денег в экономику США. Поскольку война прервала существующие глобальные торговые отношения, Соединенные Штаты выступили в качестве основного поставщика товаров, включая оружие и боеприпасы. Эти покупки привели к тому, что европейские страны оказались в долгах перед Соединенными Штатами.

После войны Соединенные Штаты начали период дипломатической изоляции.Он ввел в действие и повысил тарифы в 1921 и 1922 годах, чтобы поддержать американскую промышленность и не допустить попадания иностранных товаров.

В 1920-е годы («бурные двадцатые») многие американские потребители, предполагая, что экономическое процветание будет продолжаться бесконечно, брали на себя большие суммы личных долгов, иногда по чрезвычайно высоким процентным ставкам. Заводы зависели от этих потребителей, продолжающих покупать их товары.

Наконец, фондовый рынок, основанный на Уолл-стрит в Нью-Йорке, регулировался слабо.Было несколько правил, обеспечивающих безопасность вложенных денег. Спекулянты начали сознательно манипулировать ценами на акции, покупая и продавая их, чтобы увеличить свою прибыль. Лишь небольшое число американцев покупали акции напрямую, большинство полагало, что их рыночная стоимость будет продолжать расти. Многие инвесторы, привыкшие к долгам, покупали акции «с маржой», используя небольшие личные вложения, чтобы заплатить часть фактической стоимости акций, а остальную часть занимали у банка или другого кредитора. Они предположили, что цена акций вырастет, и они смогут погасить остаток ссуды за счет своей инвестиционной прибыли.Эта система работала хорошо, пока акции не упали в цене.

Авария

В четверг, 24 октября 1929 года, цены на акции на Нью-Йоркской фондовой бирже начали падать, потеряв 11% своей стоимости за один день. После некоторой начальной стабилизации новости о падении цен на акции побудили кредиторов призвать инвесторов выплатить ссуды. Началась массовая распродажа, в результате чего рынок еще больше потерял позиции и вызвал панику по всей стране. К середине ноября стоимость акций страны упала на 33%.Банки, которые ссужали деньги обанкротившимся инвесторам или предприятиям, просто больше не имели наличных денег, чтобы платить своим клиентам. Обычный гражданин, напуганный и пессимистично настроенный по поводу своих экономических перспектив, перестал покупать второстепенные товары; расходы упали на 20% в 1930 году. Это, в свою очередь, привело к падению спроса на потребительские товары, и все больше предприятий начали разоряться. Уровень безработицы вырос вдвое. Отдельные домохозяйства были банкротами, поскольку банки и кредиторы потребовали возврата непогашенных ссуд. Президент Герберт Гувер приказал своей администрации сократить расходы.Он подписал протекционистский тариф Смута-Хоули в июне 1930 года в попытке поддержать американское сельское хозяйство и потребительские товары. Это имело отрицательный эффект, побудив другие правительства ввести ответные тарифы, уменьшив внешний рынок для американских товаров.

Влияние на иммиграцию

Великая депрессия также оказала серьезное влияние на и без того ксенофобную и изолированную американскую иммиграционную систему.

В результате усугубляющейся депрессии президент Герберт Гувер поручил Государственному департаменту начать строгое соблюдение пункта иммиграционного закона 1917 года, «который может стать публичным обвинением» (LPC).

Этот пункт был разработан, чтобы исключить любого иммигранта, у которого не было экономических средств для обеспечения самодостаточности и который потенциально мог стать финансовым бременем для государства. К 1930 году безработица достигла 8,7%, и консульским чиновникам было дано указание более жестко обеспечивать соблюдение положения о LPC. Они были проинформированы о том, что «любой иностранный наемный работник, не имеющий специальных средств поддержки, прибывающий в Соединенные Штаты в период нынешней депрессии, поэтому, скорее всего, станет государственным обвинителем» и ему должно быть отказано в иммиграционной визе.

Эти правила, вынуждающие потенциальных иммигрантов доказывать, что они финансово стабильны и могут поддерживать себя бесконечно, не устраиваясь на работу, ограничили количество заявителей, которые имели право на иммиграционные визы. В 1930-х годах, когда нацисты начали лишать евреев их финансовых активов, прежде чем разрешить им иммигрировать, у многих возникли проблемы с прохождением строгих финансовых требований для въезда в Америку.

На протяжении 1930-х годов большинство американцев выступало против увеличения иммиграции в Соединенные Штаты.Многие ссылались на экономические проблемы, опасаясь, что иммигранты будут конкурировать за рабочие места, которых было мало во время Великой депрессии.

Великая мировая депрессия

Соединенные Штаты были центральной частью международной экономической системы, и их национальную экономическую катастрофу невозможно было сдержать. Он распространился по всему миру. Особенно сильно это ударило по Европе, где многие страны были в долгу перед США. Во время Первой мировой войны союзники (Великобритания и Франция) закупили большое количество военного оружия и продукции, используя ссуды в Соединенных Штатах.Когда Соединенные Штаты потребовали выплатить эти ссуды для стабилизации собственной экономики, они также ввергли иностранные экономики в экономическую депрессию.

В Германии депрессия ударила другим, но не менее мощным образом. Новая Веймарская республика пережила период интенсивной инфляции в 1920-х годах из-за репараций, требуемых Версальским договором. Вместо того, чтобы обложить налогом немецких граждан для выплаты репараций, Германия заняла миллионы долларов у Соединенных Штатов и еще больше залезла в долги.Американские требования погашения ссуд имели катастрофические последствия для и без того хрупкой экономики Германии, когда банки разорялись, а безработица росла. Как и в Соединенных Штатах, Веймарская республика решила сократить расходы, а не увеличивать их, чтобы подстегнуть экономику, что еще больше ухудшило ситуацию.

Великая депрессия и восстание нацистов

— [credit = b7503dfe-7b01-4ec4-8ec4-9b934217b849]

Великая депрессия также сыграла роль в становлении Адольфа Гитлера жизнеспособным политическим лидером в Германии.Ухудшение экономических условий в Германии в 1930-е годы привело к появлению разъяренных, напуганных и испытывающих финансовые трудности населения, открытого для более радикальных политических систем, включая фашизм и коммунизм.

У Гитлера была аудитория из-за его антисемитской и антикоммунистической риторики, в которой евреи изображались как виновники Депрессии. Страх и неуверенность в будущем Германии также побудили многих немцев искать стабильность, которую предлагал Гитлер.

Хотя Великая депрессия (и немецкие экономические условия в целом) не была единственной причиной прихода Гитлера к власти, они помогли создать среду, в которой он получил поддержку.

Великая депрессия и Герберт Гувер

Создавала ли политика республиканцев злодеев в истории Великой депрессии?

Первая мировая война потребовала от фермеров Айовы производить больше, даже когда их сыновей и наемных работников призывали в армию. Правительство апеллировало к патриотизму и кошельку фермеров. Плакаты «Еда выиграет войну» были повсюду. Что еще более важно, федеральное правительство гарантировало высокие цены на кукурузу, пшеницу и домашний скот.Фермеры Айовы с энтузиазмом откликнулись, увеличивая свои стада, обрабатывая больше акров земли и вкладывая средства в новое оборудование и помещения. И производство действительно быстро росло. То же самое и с ценой на землю.

Эти производственные мощности не исчезли после окончания войны в 1918 году. Фермеры продолжали производить рекордную продукцию. После войны европейские поля снова стали обрабатываться, и этим странам нужно было меньше покупать у Соединенных Штатов. Излишки в сельском хозяйстве Америки начали накапливаться.В мае 1920 года федеральное правительство перестало гарантировать высокие цены, и внезапно цены на сельскохозяйственные товары резко упали. Цены на землю тоже изменились, и те, кто спекулировал на повышении стоимости земли, были пойманы неспособными выплатить свои ссуды. Многие сельские банки, финансировавшие эти ссуды, обанкротились, и на Среднем Западе началось десятилетие трудных времен. Фермеры продолжали производить излишки, и цены упали еще ниже. Для Айовы Депрессия началась не в 1929 году, когда рухнул фондовый рынок. Стало только хуже.

Герберт Гувер перед лицом национального кризиса

Герберт Гувер, уроженец Айовы, был избран президентом в 1928 году как республиканец. Он сделал выдающуюся карьеру горного инженера и добился международной известности и уважения, руководя усилиями по кормлению голодающих европейцев, особенно детей, после войны. В 1921 году он начал восьмилетнюю карьеру министра торговли при президентах Хардинге и Кулидже. Вскоре после вступления в должность Гувер столкнулся с национальным кризисом. В то время почти половина американских семей занималась сельским хозяйством.Когда у них не было денег на покупку готовой продукции, фабрики не могли продавать свою продукцию, и они увольняли рабочих. Это создало нисходящую спираль, потому что безработные также не могли покупать продукты. Проблема распространилась на всю экономику.

В октябре 1929 года стоимость акций на Нью-Йоркской фондовой бирже начала внезапное падение вниз, что вызвало панику среди инвесторов. Как и ранее в отношении цен на землю, имели место спекуляции с запасами, которые превышали производственные мощности компаний.Банки и финансовые учреждения, дававшие ссуды, начали разваливаться, и стало трудно получить кредит, необходимый для поддержания экономического роста.

В период президентства Гувера ситуация была мрачной, и многие обвиняли президента. До одной трети рабочей силы было безработным. Все больше и больше семей оставались бездомными, и многие молодые люди отправлялись в путь в отчаянной надежде найти работу. В Айове фермерские семьи имели преимущество в виде больших садов и домашнего скота, но изо всех сил пытались найти деньги для уплаты налогов и необходимых покупок.Городские семьи боролись. До этого периода программы социального обеспечения были очень ограниченными, и получение государственной помощи считалось многими позором.

Некоторые фермеры, которым угрожала потеря своих ферм и домов, пришли в отчаяние. Фермеры в восточной части Айовы выступили против закона штата, требующего, чтобы их молочный скот проходил тестирование на туберкулез. Они сформировали банды, чтобы угрожать ветеринарам, проводящим тестирование. Губернатор должен был обеспечить ветеринарам особую защиту. В западной Айове фермеры были так рассержены судьей, который отказался пообещать не рассматривать дела об отчуждении права выкупа ферм, что они вытащили его из зала суда в деревню и пригрозили линчевать.Они не прошли, но губернатору пришлось вызвать Национальную гвардию для наведения порядка. Страна погрузится в хаос?

Гувер сдает позиции, Рузвельт претендует на выборы

В 1932 году, когда популярность Гувера была очень низкой, страна избрала Франклина Д. Рузвельта губернатором Нью-Йорка. Он назначил Генри А. Уоллеса из Айовы министром сельского хозяйства, и Уоллес быстро разработал очень амбициозный план по повышению цен на сельскохозяйственную продукцию. Поскольку излишки удерживали цены на низком уровне, федеральное правительство пообещало более высокую гарантированную цену тем фермерам, которые уменьшат количество обрабатываемых ими акров и размер своих стад.Это действительно принесло некоторое облегчение фермерам, но, наряду с другими федеральными программами, оно также значительно расширило роль федерального правительства, против которого выступали некоторые люди.

1930-е годы были десятилетием борьбы для жителей Айовы вместе с остальной нацией. В 1939 году вторжение Германии в Польшу вызвало вторую крупную войну в Европе. Америка оказалась втянутой в конфликт, когда 7 декабря 1941 года Япония бомбила военно-морскую базу США в Перл-Харборе. Внезапно снова возник высокий спрос на промышленные и сельскохозяйственные товары, а количество рабочих мест резко выросло.

Однако Великая депрессия продолжала оказывать долгосрочное влияние. Такие программы, как социальное обеспечение, были приняты для обеспечения безопасности в периоды экономического стресса, и люди, пережившие тяжелые времена, никогда не забывали об этом.

Опубликовано в категории: Разное

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *